Марксистская теория государства

Экономика переходного периода

Главное, что объединяет всех тех, кто пытается подвергнуть ревизии позицию Троцкого по вопросу о СССР, - то, что они всегда рассматривают проблему абстрактно, никогда не объясняют законы переходного общества между капитализмом и социализмом, а также то, как таким обществом можно управлять. Это не случайно. Конкретное рассмотрение может привести их к выводу, что основы экономики в Советском Союзе были теми же самыми, что и при Ленине, а по другому и не могло быть. Зачаток капиталистического способа производства, появившийся при капитализме из-за развития общественного производства, лежит в функциях независимого ремесленника и торговца. Достигнув определенной стадии, капиталистические отношения окрепли и существовали плечо в плечо с феодальной надстройкой. Последняя разрывается на куски революцией, и возможности скрытые в капиталистическом производстве могут свободно развиваться, не будучи скованными феодальными ограничениями. Вся сущность революции (как капиталистической, так и пролетарской) состоит в том, что старые взаимоотношения и старые формы не соответствуют новому способу производству, выросшему в недрах старого общества. Для того чтобы освободиться от этих ограничений, производственные силы должны быть реорганизованы на новом базисе. Вся история человечества состоит из преодоления этого антогонизма на всевозможных стадиях различных обществ.

Общественно-экономические формации никогда не появляются в химически чистой форме. В заданном обществе элементы ранних общественных формаций и отношений могут сосуществовать с большим или меньшим напряжением со старыми формами. Более того, эта ситуация может продолжаться определенное время. Буржуазная революция не разрушает феодализм на одном вдохе. Неизбежно остаются могущественные феодальные элементы, и сегодня пережитки феодализма существуют даже в наиболее развитых капиталистических странах - крестьянство, аристократия, британская Палата лордов, монархия и так далее. Но подобное противоречие существует также и при феодализме. В средние века в рамках феодального способа производства капиталистические элементы начали развиваться в городах. Эти капиталистические элементы играют значительную роль (торговля, ростовщичество и т. д.) и со временем свергают буржуазный порядок. Но это не меняет фундаментальную природу или законы развития феодального общества. Подобные наблюдения могут быть сделаны о рабовладении или любой другой общественной формации. Марксизм анализирует общественные формации конкретно, со всеми их противоречивыми свойствами, а не как идеальные образцы.

Это фундаментальная ошибка теории государственного капитализма. Она исходит из абстрактного представления переходного периода и не способна провести различия между способом производства и способом присвоения. В каждом классовом обществе имеется эксплуатация, и прибавочная стоимость присваивается эксплуататорским классом. Но, само по себе, это ничего не говорит о способе производства. Например, при капитализме способ производства общественный, а присвоения, напротив, индивидуальный. Энгельс объяснял:

"Произошел полный разрыв между средствами производства, сконцентрированными в руках капиталистов с одной стороны и производителями, лишенными всего, кроме своей рабочей силы, с другой стороны. Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением выступает наружу как антагонизм между пролетариатом и буржуазией."

Переходная экономика, которая, как показал Ленин, может и должна сильно различаться в разных странах в разное время, и даже в одной и той-же стране в разное время также имеет общественный способ производства, но распределение государственное, а не индивидуальное, как при капитализме. Эта формация комбинирует как капиталистические, так и социалистические свойства.

При капитализме система товарного производства относительно современна, продукт полностью доминирует над производителем. Это вытекает из формы присвоения и противоречия между способом присвоения и характером производства; причем оба эти фактора проистекают из частной собственности на средства производства. Раз государственная собственность занимает ее место, то получившаяся система, чем бы она не была, не может быть капитализмом, из-за того, что базовое противоречие должно быть устранено. Анархический характер общественного производства с частным присвоением исчезает вместе с законами развития капиталистического общества (подъемы и спады).

При социализме, как и при капитализме, будет общественный характер производства, но, в отличие от капитализма, там будет также общественный характер распределения. Впервые производство и распределение окажутся в гармонии. Только указывая на элементы капитализма, несомненно, существовавшие в сталинском СССР (заработная плата, товарное производство, потребление огромной доли прибавочной стоимости бюрократией и так далее) нельзя сказать, что такова была природа социальной системы. Здесь необходимо всестороннее рассмотрение. Природу социальных отношений, существовавших в Советском Союзе, можно понять, только взяв их во всей полноте.

С самого начала революции различные сектантские школы выдвигали совершенно несостоятельные идеи в результате их неспособности сделать такой анализ. Ленин суммировал эту проблему так: "Но, что означает слово "переходное"? Означает ли это, применительно к экономике, что настоящий порядок содержит элементы, частицы, куски, как социализма, так и капитализма? Каждый согласится, что это так. Но не все согласные с этим утруждают себя рассмотрением детальной природы элементов, составляющих различные социально-экономические формации, существующие в России в настоящий момент. И это суть вопроса." Каждый должен согласиться, что это так. Но не каждый, однако, готов учесть эту трудность, рассматривая точную природу элементов, составляющих различные общественно-экономические формации, существующие в СССР в настоящее время. Это и есть недоразумение в проблеме. Абстрагирование от этой стороны вопроса должно вести к ошибке. Что было головоломным в феномене СССР, так это именно противоречивый характер экономики. В дальнейшем ситуация ухудшалась отсталостью и изоляцией Советского Союза. Кульминацией стал сталинский режим, в результате чего худшие черты капитализма выдвинулись на передний план: угнетение рабочих управленцами, сдельщина, неравенство и так далее. Вместо анализа этих противоречий, Тони Клифф в попытке подпереть свою теорию государственного капитализма пытается подогнать их под шаблон "нормальных" законов капиталистического производства. К тому же при капитализме для производительных сил имеется тенденция не только к централизации, но даже к огосударствлению, что может привести к ошибочным заключениям. Доказывая, что "государственный капитализм" в СССР является, в конечном счете, таким же как, индивидуальный капитализм (т.е. с теми же законами), Клифф в своей книге приводит следующую цитату из "Анти-Дюринга":

"Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей точке происходит переворот. Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения."

Фактически Энгельс утверждает совершенно противоположное. Позвольте нам перечитать цитату, и показать как мы выводим противоположное заключение.

"Если кризисы выявили неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных обществ и в государственную собственность доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капиталиста выполняются теперь наемными служащими. Для капиталиста не осталось другой общественной деятельности, кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Если раньше капиталистический способ производства вытеснял рабочих, то теперь он вытесняет и капиталистов, правда, пока еще не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения.

Но ни переход в руки акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность не уничтожают капиталиcтического характера производительных сил. Относительно акционерных обществ это совершенно очевидно. А современное государство опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей точке происходит переворот. Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения."

Не правда ли, идея вышесказанного ясна? Постольку, поскольку производительные силы развиваются теперь в рамках капиталистических отношений (что является зародышем противоречий, выросших теперь в злокачественную болезнь социальной системы, выражающуюся через ее кризисы), капиталисты теперь принуждаются к "обобществлению" огромных средств производства, сперва, через акционерные компании, и впоследствии государство даже выступает как опорная часть производительных сил. Таже самая идея была высказана Лениным в книге "Империализм как высшая стадия капитализма", где он показал, что развитие монополий и социализация труда фактически была элементом новой системы внутри старой.

Раз производительные силы достигли этой стадии, капитализм уже завершил свою историческую миссию, и поэтому буржуа становятся все более и более ненужными. Будучи ранее необходимыми для развития производительных сил, они стали теперь ненужными паразитами, "стригущими купоны". Тем же путем, и по тем же причинам феодальные лорды стали паразитами после завершения своей исторической миссии. Между тем, это и есть показатель зрелости капитализма для социальной революции. Уже во время написания "Капитала" Маркс показал, что кредитные и акционерные компании стали показателем того, что производственные силы уже переросли частную собственность. Энгельс же показал, что развитие производство непреодолимо, хотя бы даже капиталисты сами осознают, что производительные силы имеют общественный, а не индивидуальный характер.

Переход количества в качество

Хотя на некоторой стадии капиталистическое государство и вынуждено возглавить тот или иной сектор экономики, производительные силы не теряют характер капитала. Общий смысл этой проблемы - то, что мы имеем здесь переход количественных изменений в качественные, а значит превращение капитализма в свою полную противоположность. Это находит свое выражение во все более нарастающих тенденциях к концентрации капитала, формировании сперва акционерных компаний, а затем гигантских монополий и транснациональных корпораций. На некоторой стадии появляется также нарастающая тенденция к огосударствлению (национализации) некоторых секторов экономики. Конечно, этот государственно-монополистический капитализм, собственно говоря, не имеет ничего общего с социализмом. Национализированная промышленность является здесь лишь служанкой частного сектора, обеспечивая монополиям дешевые уголь, газ, электричество, транспорт и почту, в дополнение к все дорожащему образованию для детей рабочих, обеспечивающему квалифицированную рабочую силу, заботу о старых и больных, канализацию и другую "неприбыльную" деятельность, которая тем не менее существенна для капиталистов, и за которую они готовы платить.

Как объяснить в противном случае утверждение Энгельса "однако на своем максимуме они [капиталистические отношения], трансформируются в свою противоположность. Государственная система производительных сил не является разрешением конфликта, но содержит в себе формальный метод - ключ к решению"?

Если учесть выводы, проистекающие из ранее цитированного отрывка, в той части, где Энгельс определяет капиталистический способ производства (как общественное производство с индивидуальным присвоением), то мы должны заключить, что Энгельс безнадежно противоречит самому себе, если мы примем выводы Клиффа. Однако, мнение Энгельса ясно из контекста. Он объясняет, что разрешение противоречий капитализма лежит в распознании социальной природы современных производительных сил: "...поэтому способ производства, присвоения и обмена находится в соответствии с общественным характером средств производства". Но он показал, что это "распознание" состоит именно в установлении роли организации и планирования вместо игнорирования роли сил рынка, основанного на частной собственности. Это, однако, не может быть сделано одним ударом. Общественный контроль может быть установлен только "постепенно". Переходная форма к этому - государственная собственность. Однако, даже полная государственная собственность не устраняет все свойства капитализма немедленно, в противном случае это была бы общественная собственность, то есть социализм должен был бы быть введен незамедлительно.

Но точно таким же образом, как мы можем иметь новые элементы внутри старого общества, в переходном обществе мы до сих пор должны иметь элементы старого. Его полное установление характеризуется предельной капитализацией. Капиталистическое общество трансформируется в свою противоположность. Элементы нового общества выросшие внутри старого начинают доминировать.

Причиной конфликта с капитализмом служит тот факт, что его законы всегда проявляются вслепую. Однако, раз вся промышленность национализирована, то впервые производителями могут сознательно использоваться контроль и планирование. Они будут, однако, на первой стадии находиться в определенных рамках. Эти пределы должны определяться уровнем техники на тот момент, когда новое общество возьмет вверх. Общество не может шагнуть из "царства необходимости" в "царство свободы" за ночь. Только на основе неограниченного развития производительных сил будущая свобода в своем полнейшем ощущении становится реальностью. Будет достигнута стадия, на которой преобладание вещей над личностью и угнетение человека человеком будут заменены управлением вещами сознательным бытием человека.

Перед тем, как такая стадия будет достигнута, общество должно пройти через переходный период. Но поскольку немедленно после устранения частной собственности и контроль, и планирование впервые становятся возможными, субъективно царство необходимости уже оказывается пройденным. Однако, хотя теперь и можно говорить о "свободе", то только в ощущениях, которые обязательно должны стать осознанно признанными. Об этой стадии (переходном периоде) Энгельс писал: "Тем самым общественный характер средств производства и продуктов... этот общественный характер будет тогда использован производителями с полной сознательностью и превратится из причины расстройств и периодических крахов в сильнейший рычаг самого производства.

Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и влияние, то только от нас самих зависит подчинять их все более и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей. Это в особенности относится к современным могучим производительным силам".

Цитируя Гегеля, Энгельс обобщил отношения между свободой, необходимостью и переходным периодом так: "Гегель первый правильно представил соотношение свободы и необходимости. Для него свобода есть познание необходимости." "Слепа необходимость, лишь поскольку она не понята".

Маркс и Энгельс только указали на противоречивый характер переходного периода. Они оставили его исследование последующим поколениям, положив в основание исследования только общие законы. Тем не менее, они ясно показали необходимость государственной собственности как необходимое в переходном обществе условие развития производительных сил. Энгельс объяснял необходимость в государстве на этой стадии двумя причинами. 1) Для принятия мер против старого правящего класса. 2) Потому, что переходное общество не сможет немедленно гарантировать достаточно благ для всех.

Логика тезисов Тони Клиффа - та, что в переходном обществе не может быть никаких следов капитализма во внутренней экономике. Несмотря на то, что Клифф может с горячностью утверждать, что он согласен с необходимостью государства во время переходного периода, очевидно, что он не может выдумать экономических причин которые бы сделали это государство необходимым, как и то, какой, собственно, характер экономики характерен для этого периода. Перед тем, как социализм сможет быть введен, неизбежно должно произойти гигантское развитие производительных сил, оставляющее далеко позади их развитие при капитализме.

Как объяснял Троцкий, даже в Америке до сих пор недостаточно продукции, чтобы обеспечить немедленное введение социализма. Поэтому все еще неизбежен переходный период, в ходе которого капиталистические законы должны действовать в модифицированной форме. Конечно, в Америке это должен быть короткий период. Но избежать эту стадию совершенно - невозможно. Какие именно капиталистические законы останутся? Клифф не только терпит фиаско в попытке ответить на этот вопрос, он попадает в ловушку "бюрократического коллективизма", ошибочно утверждая, что деньги, рабочая сила, существование рабочего класса, прибавочная стоимость, и т.д., являются пережитками старой капиталистической системы, которые сохранялись даже при Ленине. Невозможно немедленно ввести прямое общественное производство и распределение, особенно в случае отсталой России.

В письме к Конраду Шмидту в 1890 году, Энгельс дал замечательный пример закончено марксистского подхода к проблеме экономики перехода от капитализма к социализму. Он писал: "Вот также в "Volkstribune" происходила дискуссия о распределении продуктов в будущем обществе - будет оно происходить соответственно количеству труда или иначе. К вопросу подошли тоже сугубо "материалистически" в противоположность известным идеалистическим фразам о справедливости. Но, как ни странно, никому не пришло в голову, что ведь способ распределения существенным образом зависит от того, какое количество продуктов подлежит распределению, и что это количество, конечно, меняется в зависимости от прогресса производства и организации общества, а следовательно, должен меняться и способ распределения. Но все участники дискуссии рассматривают "социалистическое общество" не как что-то постоянно меняющееся и прогрессирующее, а как нечто стабильное, раз навсегда установленное, что должно, следовательно, иметь также раз навсегда установленный способ распределения. Но если рассуждать здраво, то можно все-таки: 1) попытаться отыскать способ распределения, с которого будет начато, и 2) постараться найти общую тенденцию дальнейшего развития. Но об этом я во всей дискуссии не нахожу ни слова."

В ходе написания того-же "Анти-Дюринга", Энгельс указывал: "Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а значит и превращение их в стоимости."

Однако, все это может осуществить только социализм. В переходный период распределение все еще остается непрямым - только постепенно общество получает полный контроль над производством, - поэтому производство предметов потребления и обмен между различными секторами производства неизбежно должны иметь место. Закон стоимости должен применяться пока вместо прямого доступа производителей к продукции. Это возможно только на основе полного контроля над общественным производством и, таким образом, прямого общественного распределения, при котором каждый получает то, что требует. Маркс мимоходом коснулся этой проблемы в третьем томе "Капитала", где он обсудил процесс капиталистического производства как целого.

"В соответствии с этим, часть прибыли, следовательно, прибавочной стоимости, а потому и прибавочного труда, в котором (если рассматривать его с точки зрения стоимости) представлен лишь вновь присоединенный труд, служит страховым фондом... Это - единственная часть дохода, которая не потребляется как доход и не служит обязательно фондом накопления. Служит ли она фактически фондом накопления или лишь покрывает пробелы воспроизводства, это зависит от случая. Это также единственная часть прибавочной стоимости и прибавочного продукта, а следовательно, и прибавочного труда, которая наряду с частью, служащей для накопления, следовательно, для расширения процесса воспроизводства, должна будет существовать и по уничтожении капиталистического способа производства.... всякий новый капитал происходит из прибыли, ренты или других форм дохода, то есть из прибавочного труда..."

В этой главе Маркс имеет дело с анализом процесса производства или, по его собственным словам, со "стоимостью полного годового результата труда [который] как показано, другими словами, есть стоимость продукта общего общественного капитала."

Повторяя это в той же самой главе в ответе Стоуну, одному из буржуазных экономистов, он декларировал:"Во-вторых, по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости остается господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было."

Деньги и государство

Все это находится в соответствии с разбросанными по работам ремарками сделанными Марксом и Энгельсом в разное время, в которых они касаются переходного периода. Энгельс объяснял, что при капитализме акционерные компании и государственная собственность, строго говоря, находятся вне капиталистического производства. В другом месте Маркс показал, что кредит - также распространение капиталистического производства за его пределы, даже до перехода к рабочему государству. Как мы показали в предыдущей цитате (равно как и в "Критике Готской Программы"), Маркс пришел к выводу, что буржуазные законы, буржуазное распределение и в этом смысле буржуазное государство все еще продолжают существовать в процессе перехода от капитализма к социализму. Обсуждая роль денег и государства в переходный период, Троцкий развил эту идею дальше:

"У этих двух проблем: государство и деньги есть ряд общих черт, потому что обе они в последнем счете сводятся к проблеме всех проблем: производительности труда. Государственное принуждение, как и денежное, являются наследством классового общества, которое неспособно определять отношения человека к человеку иначе, как в форме фетишей, церковных или мирских, ставя на охрану их самый грозный из фетишей, государство, с большим ножом между зубов. В коммунистическом обществе государство и деньги исчезнут. Постепенное отмирание их должно, следовательно, начаться уже при социализме. О действительной победе социализма можно будет говорить именно и только с того исторического момента, когда государство превратится в полу-государство, а деньги начнут утрачивать свою магическую силу. Это будет означать, что социализм, освобождаясь от капиталистических фетишей, начинает создавать более прозрачные, свободные, достойные отношения между людьми.

Такие характерные для анархизма требования, как "отмена" денег, "отмена" заработной платы или "упразднение" государства и семьи, могут представлять интерес, лишь как образец механического мышления. Денег нельзя по произволу "отменить", а государство или старую семью "упразднить" - они должны исчерпать свою историческую миссию, выдохнуться и отпасть. Смертельный удар денежному фетишизму будет нанесен лишь на той ступени, когда непрерывный рост общественного богатства отучит двуногих от скаредного отношения к каждой лишней минуте работы и от унизительного страха за размеры пайка. Утрачивая способность приносить счастье или повергать в прах, деньги превратятся в простые расчетные квитанции, для удобства статистики и планирования. В дальнейшем не потребуется, вероятно, и квитанций. Но заботу об этом мы можем полностью предоставить потомкам, которые будут умнее нас.

Национализация средств производства и кредита, кооперированье или огосударствление внутренней торговли, монополия внешней торговли, коллективизация сельского хозяйства, законодательство о наследовании полагают узкие пределы личному накоплению денег и затрудняют превращение их в частный капитал (ростовщический, купеческий и промышленный). Эта связанная с эксплуатация ей функция денег не ликвидируется, однако, с начала пролетарской революции, а в преобразованном виде переносится на государство, универсального купца, кредитора и промышленника Одновременно с этим более элементарные функции денег как мерила стоимости, средства обращения и платежного средства не только сохраняются, но получают такое широкое поле действия, какого они не имели и при капитализме." До устранения частной собственности на средства производства, рынок доминирует над человеком, который беспомощен перед законами экономики, созданными им самим. После этого устранения, однако, он впервые начинает осуществлять сознательный контроль. Но сознательность означает лишь понимание законов, а не их устранение. В этом заключена особенность переходного периода - понимание человеком природы производительных сил и до некоторой степени возможность их контролировать. Но он не может преступить рамки, заданные развитием производительных сил. Однако, теперь эти силы освобождаются от пут частного капиталистического производства и могут развиваться более быстрыми темпами так, что материальный базис общества может подняться до новых высот. Таким образом, материальные условия могут быть приведены к состоянию необходимому для бесклассового общества, где промежуточная форма государственной собственности трансформируется в собственно общественную собственность.

После того, как эта стадия (социализм) будет достигнута, впервые будет установлено общественное производство и распределение. Деньги, закон стоимости и государство исчезнут, перестав быть необходимыми. Другими словами, все силы принуждения, которые являются неизбежным отражением развития производительных сил на данной стадии, теперь исчезнут вместе с разделением труда. Однако это не случится за 24 часа. Главное условие - колоссальный рост жизненных стандартов и культурного уровня общества. До этого момента все вышеупомянутые свойства капиталистического общества будут тянуться через весь переходный период.

Позиция Клиффа, Шахтмана и всех остальных ревизионистов Троцкого в вопросе о СССР, остается абсолютно темной относительно переходного периода. По очень простой причине. Если мы рассмотрим теорию переходного этапа в свете опыта СССР, то имеются только две возможности: либо СССР до последнего времени находился на переходной стадии, сопровождавшейся гигантскими извращениями, либо он никогда и не был рабочим государством.

В своей книге о СССР Клифф цитирует "Преданную революцию":

"Национализация земли, средств промышленного производства, транспорта и обмена, вместе с монополией внешней торговли, составляет базис Советской социальной структуры. Через эти отношения установленные пролетарской революцией, природа Советского Союза как пролетарского государства для нас в основном, определена."

Один из выводов Клиффа - тот, что в этом случае "ни Парижская коммуна, ни большевистская диктатура, не были рабочими государствами, так как первое не огосударствило средства производства вовсе, а второе не делало это на протяжении некоторого времени." Мы видим здесь, что Клифф основывает свою позицию на том факте, осуществляет-ли рабочий класс контроль над государственной машиной. Позвольте нам усомниться в методах Клиффа, отделяющего экономический базис рабочего государства от вопроса о рабочем контроле над государственной машиной.

На некоторое время, более или менее короткое, возможен захват пролетариатом политической власти без немедленного преобразования существующих экономических отношений. Такова была ситуация в России, после прихода пролетариата к власти в октябре 1917 года, ведь массовая национализация не проводилась вплоть до 1918 года, когда она была форсирована. Но если пролетариат не обеспечит проведения экономических преобразований, то пролетарский режим будет неизбежно обречен на гибель. Законы экономики обязательно сработают, хотя может быть и не сразу. Либо пролетариат осуществит национализацию внутренней экономики, либо неизбежен опасный подъем капиталистических элементов. Клифф терпит фиаско пытаясь показать, каким образом основные формы советской экономики должны измениться в здоровом рабочем государстве.

Его выбор не лучше основанного на опыте Парижской Коммуны или первой стадии Октябрьской Революции. К ним может быть применено все вышесказанное. Эти режимы были переходом к полному экономическому правлению пролетариата. Такие переходы более-менее неизбежны при переходе от одного общества к другому. И в случае Коммуны, и в случае Октябрьской Революции они не могут просуществовать долго, если пролетариат не перейдет к национализации промышленности.Не забыл-ли Клифф, что один из главных уроков отмеченных Марксом, и прилежно усвоенных большевиками, был отказ французского пролетариата от национализации Государственного Банка? И так мы видим, что государство может быть пролетарским государством на базисе политической власти или может быть пролетарским на экономическом базисе, или, как мы покажем, в обоих смыслах.

Те же законы применимы к капиталистической контрреволюции. Троцкий точно утверждал, что в ходе буржуазной контрреволюции в России буржуазия может, на некоторое время, оставить государственную собственность, перед тем как уничтожить ее и перейти к частной собственности. Схоласту может показаться, что мы имеем рабочее государство и буржуазное государство на базе государственной собственности или, что мы имеем рабочее государство и буржуазное государство на базе частной собственности. Однако, очевидно, что мы можем пребывать в этом состоянии осмыслено, только если мы не учтем движение общества в одном или другом направлении.

Все типы непредвиденных взаимоотношений могут развиваться вне классовой структуры общества и государства. Возьмем, например, Россию. В 1917 году до захвата большевиками контроля над советами мы имели ситуацию, как писал Троцкий в "Истории Русской Революции", когда из-за меньшевистского большинства, в некоторой мере, буржуазия управляла через советы - орган рабочей власти по существу. Если мы примем схему Клиффа, то это невозможно. Конечно, если бы большевики не взяли власть, то буржуазия, используя меньшевиков и через них советы, устранила бы советы, как она это сделала в Германии 1918 года.

Во время перехода от одного общества к другому, ясно, нет непреодолимой бездны. Это недиалектический подход - думать отвлеченными категориями "рабочего государства" или "государственного капитализма" и отметать к черту любой переход или движение между ними. Ясно, что когда Маркс говорил об уничтожении государственного строя при Коммуне, он допускал, что экономика должна быть трансформирована в большей или меньшей степени и должна прийти в соответствие с политической системой.

Действует ли закон стоимости в экономике СССР?

Марксистская экономическая теория объясняет, что закон стоимости создает базис всего общественного производства. Он достигает пика своего развития при капитализме, при котором товарное производство носит всеобщий характер. Суть этого закона - то, что стоимость товара определяется количеством общественно необходимого труда, содержащегося в нем ("замороженное" рабочее время). Эта стоимость в свою очередь выражается через товарный обмен. Этот закон регулирует капиталистическую систему с ее изменениями спроса и предложения через конкуренцию. Даже в рабочем государстве, переходном обществе от капитализма к социализму, товар все еще должен производиться так, что закон стоимости все еще продолжает действовать, хотя и в модифицированной форме.

Клифф пытается использовать этот закон для того чтобы доказать, что в СССР возможны кризисы (подъемы и спады). Однако в целом его подход, с марксистской точки зрения, ошибочен. В крайне запутанной и своеобразной манере он утверждает, что он применим не к внутренней экономике Советского Союза, а только к ее отношениям с мировым капиталистическим окружением.

"Таким образом, если рассматривать отношения существующие в русской экономике, абстрагируясь от ее связей с мировой экономикой, нельзя прийти к выводу, что закон стоимости как двигатель и регулятор производства здесь не действует."- сказал Клифф. И заключил: "Таким образом, закон стоимости выступает как вершитель судеб русской экономической системы, если рассматривать ее в конкретной исторической обстановке сегодняшнего дня - в обстановке анархического мирового рынка."

В соответствии с марксистской точкой зрения, обмен это именно то, в чем проявляется закон стоимости. И это остается верным для всех общественных формаций. Например, первобытный коммунизм разрушился на пути, проходящем через натуральный обмен между отдельными первобытными коммунами. Это и привело к развитию частной собственности. На том же пути в рабовладельческом обществе продукты, производимые рабами стали товаром, когда их стали обменивать. Именно развитие этой тенденции уже в древности привело к появлению "товара товаров" - денег, - хотя своего полного выражения они достигли только при капитализме, обществе в котором товарное производство не исключение, а правило. Таким образом, уже в древности действовал закон стоимости, ведущий к закабалению производителя продуктом и приводящий, в конце концов, к разрушению старого рабовладельческого общества, подорванного противоречиями, вызванными денежной экономикой.

При феодализме обмен избыточной продукцией между обладающими самодостаточными хозяйствами с "натуральной экономикой", лордами и баронами стал товарным, и фактически выступил точкой отсчета капиталистического развития через рост торгового капитала. Поэтому если имелся хотя бы только обмен только между СССР и внешним миром, то есть действовал закон стоимости, как утверждает Клифф, то это должно означать было бы означать, что и в России излишки обменивались на основе закона стоимости.

Однако, когда Клифф впервые выдвинул этот аргумент, участие СССР в мировом рынки было крайне малым по сравнению с полным производством. Клифф естественно осознает слабость своей позиции. Тогда, демонстрируя чудеса умственной акробатики, он находит, что закон стоимости проявлял себя не в обмене, но в конкуренции. Это не было бы так страшно, если бы он утверждал, что это была конкуренция на мировом рынке в классическом капиталистическом стиле. Но он не может это утверждать поскольку это не согласовывалось бы с фактами, поэтому он вводит новую конкуренцию. Он находит "конкуренцию" и ее "закон стоимости" в производстве...вооружений! "Но так как конкуренция с другими странами носит главным образом военный характер, государство как потребитель заинтересовано в некоторых определенных потребительных стоимостях, таких, например, как танки, самолеты и т. д." Эта крайне эксцентричная гипотеза, не только не приводит нас к какому-либо решению, но и заводит в еще более неразрешимые противоречия.

Давление мирового капитализма вынуждало тратить Советский Союз тратить огромную часть национального дохода на производство вооружений и оборону с одной стороны и масштабнейшее капитальное строительство в истории для нужд обороны относительно национального дохода с другой. Клифф заявляет, что нашел здесь закон стоимости. Закон стоимости проявляет себя в социальном противостоянии между двумя социальными системами! Это может рассматриваться только как уступка Шахтмановской теории "бюрократического коллективизма". Если бы эта теория оказалась верна, то мы должны были бы стать очевидцами совершенно новой экономической системы, никогда ранее не встречавшейся в истории и не предсказанной марксистами или кем-нибудь еще ранее. Этот нонсенс ведет Клиффа к капитуляции перед буржуазными аргументами кейсианцев на Западе, прикрывающихся фиговым листком так называемой теории перманентно вооружающейся экономики. Так одна лживая теория порождает другую в бесконечной последовательности неразберихи.

Здесь мы снова должны указать на опасность огульного цитирования и амальгамы идей для формирования "Тезиса". В действительности книга Клиффа - гибрид теорий государственного капитализма и бюрократического коллективизма. Если эта глава книги Клиффа вообще что-то стоит, то она ведет к бюрократическому коллективизму Шахтмана.

Сама идея частично заимствована у лидера германских социал-демократов Рудольфа Гильфердинга, который последовательно утверждал, что к СССР и нацистской Германии закон стоимости не применим, и, что это была совершенно новая экономическая формация. А также основан на непонимании отдельных мест в бухаринском "Империализме и мировой экономике". Здесь Бухарин рассуждает о базисе "государственного капитализма", - органичного союза трестов с финансовым капиталом, - в котором он, вместе с Лениным, блестяще предугадал форму диктатуры, позже реализованную фашистами. Эта концепция не имела ничего общего с государственной собственностью на средства производства и была основана на слиянии промышленного капитала с финансовым. Фактически Бухарин выбрал в качестве одного из примеров такого государства монополистического капитализма...США.

Аргументы Клиффа о вооружениях используют не экономические, а мистические категории. В лучшем случае, даже если их признать верными, они объясняют почему СССР производил вооружения, но не то как или на каком экономическом базисе они производились. Даже если бы СССР был здоровым рабочим государством в империалистическом окружении, то должна была бы быть необходимость в производстве вооружений и конкуренции с военной техникой и производством соперничающих капиталистических систем. Но этот аргумент о вооружениях был совершенно ложен. Большей частью производимой в СССР продукции были не вооружения, а средства производства. Опять же это должно объяснять, почему бюрократия пыталась накапливать средства производства с безумной скоростью, но нечего не говорит о самой системе производства. Действительно, в здоровом рабочем государстве накопление оружия должно быть уменьшено по социальным причинам (интернационализм и революционная политика по отношению к рабочим в других странах), но оно тем ни менее должно иметь место, из-за давления мирового империализма.

Более быстрый или медленный темп развития средств производства не обязательно говорит нам о способе, которым они производятся. Клифф говорит, что бюрократия развивала средства производства под давлением мирового империализма. Хорошо, но это все опать-таки рассказывает нам, почему темп был быстрым. С точки зрения классической буржуазной политэкономии, доводы Клиффа явная увертка. Он просто утверждает, что положения уже доказаны.

Не случайно Троцкий указывал в "Преданной революции", что все прогрессивное содержание и рациональность деятельности сталинской бюрократии - подъем производительности труда и оборона страны. Мы видим, что, если закон стоимости применяется только из-за наличия капитализма в мировой экономике, то он должен применяться только к продуктам, обмениваемым на мировом рынке. Однако, Клифф утверждает два противоположных тезиса в отношении советской экономики. С одной стороны, он говорит:

"Однако это не означает, что система цен в России является произвольной и зависит от одной лишь прихоти бюрократии. В основе цены здесь также лежат издержки производства. Если цена используется как передаточный ремень, через который бюрократия управляет производством как целым, это должно согласовываться с ее целями и, насколько это возможно, отражать реальные стоимости, которые есть социально необходимый труд, связанный в различных продуктах..."

Тремя страницами ниже Клифф заявляет центральный пункт, который он пытается доказать:

"...если мы проверим отношения внутри российской экономики, то вынуждены будем сделать вывод, что истоки закона стоимости не могут быть найдены".

В первой цитате Клифф показывает именно то, как закон стоимости проявляет себя при сталинизме. Даже если абстрагироваться от внешнего рынка, оставляя в стороне несомненно имеющийся эффект взаимного влияния, когда Клифф говорит, что "реальная стоимость - это общественно необходимый труд, накопленный в различных продуктах", - должна отражаться реальными ценами, он говорит, что тот же самый закон применим к СССР, что и к капиталистическому обществу. Отличие состоит в том, что если капиталистическое общество провозглашает себя слепо следующим законам рынка, в советском обществе сознательная деятельность играет важную роль.

В связи с этим вторая цитата сокрушительно опровергает аргументы Клиффа, о том, что капитализм существует в этих условиях в СССР потому, что закон стоимости не действовал слепо, а был сознательно использован. В капиталистическом обществе закон стоимости, как он утверждает, проявляется через "автономную экономическую деятельность", то есть через доминирующий рынок. Первая цитата ясно показывает, что этот рынок - и это важно - был в определенных пределах сознательно контролируемым, и поэтому не был капитализмом в марксистском понимании.

Сперва Клифф говорил, что этот закон не действует в СССР. Теперь он показывает, как именно он действует: в манере не классического капитализма, а переходного общества между капитализмом и социализмом. Таким образом мы видим, что Клифф заявляет о том, что сталинский Советский Союз был капиталистическим обществом, на том основании, что он нашел источник основного закона капиталистического производства вне СССР. Теперь в любом капиталистическом обществе, в котором резервные фонды находятся в руках капиталистического класса, как объясняет Энгельс:

"...Если же такой избыток производства над потреблением, такой производственный и резервный фонд тем не менее существует и притом находится в руках капиталистов, то не остается никакого другого возможного объяснения, кроме того, что рабочие потребляют для своего самоподдержания только стоимость товаров, а сами товары остаются в распоряжении капиталистов для дальнейшего использования.

Или же приходится признать другое решение вопроса. Если этот производственный и резервный фонд, находящийся в руках класса капиталистов, фактически существует, если он фактически возник путем накопления прибыли (земельную ренту мы пока оставляем в стороне), то он не может не состоять из накопленного избытка продуктов труда, доставляемых классом рабочих классу капиталистов, над той суммой заработной платы, которую класс капиталистов уплачивает классу рабочих. Но тогда стоимость определяется не заработной платой, а количеством труда; тогда класс рабочих доставляет классу капиталистов в продукте труда большее количество стоимости, чем получает от класса капиталистов в виде заработной платы, и тогда прибыль на капитал, подобно всем другим формам присвоения продуктов чужого неоплаченного труда, получает свое объяснение как всего лишь составная часть этой открытой Марксом прибавочной стоимости."

Это значит, что, если есть заработная плата и накопление капитала - закон стоимости должен применяться, не важно в сколь сложных формах. Далее Энгельс объяснял в ответе на дюринговские пять видов стоимости и "естественную стоимость продукции", что в "Капитале" Маркс имел дело со стоимостью товаров и "в той части, которая касается стоимости, нет даже самого незначительного намека на то, в какой степени Маркс рассматривал теорию стоимости, применимой к другим общественным формациям". В этом смысле ясно, что в переходном обществе, также: "Стоимость, сама по себе, не более чем выражение общественно необходимого труда материализованного в объекте."

Теперь осталось только спросить, что определяло стоимость машин, потребительских товаров и т. д., производимых в Советском Союзе? Была ли она произвольной? Что определяло калькуляции бюрократии? Мерой чего была цена? как определялась заработная плата? Была ли зарплата платой за рабочую силу? Какую роль играли деньги? Что определяло прибыли предприятий? Имелся ли капитал? Было ли устранено разделение труда? Клифф дает два противоречивых ответа на эти вопросы. С одной стороны он согласен, что это был закон стоимости, на котором основывались все калькуляции и развитие советского общества. С другой он нашел закон стоимости действующим только в результате давления внешнего мира, хотя и не объяснил серьезно, откуда он берется.

Смысл перехода

Удивительно то, что Клифф сам указывает на невозможность произвольного установления цен бюрократией. Они, несомненно, определяются количеством денег находящихся в обращении и ничем иным. И так будет в любом обществе, где деньги (позвольте напомнить - товар товаров) играют свою роль. Обсуждая эту проблему, Энгельс уместно спрашивал Дюринга:

"Если шпага обладает той волшебной экономической силой, какую ей приписывает г-н Дюринг, то почему же ни одно правительство не могло добиться того, чтобы принудительными мерами надолго присвоить плохим деньгам "распределительную стоимость" хороших или придать ассигнациям "стоимость" золота? Да и где та шпага, которая командует на мировом рынке?"

В "Преданной революции" Троцкий объяснял эту проблему очень просто. Он показал, что экономические категории, свойственные капитализму, до сих пор остаются в переходном обществе между капитализмом и социализмом, хотя и модифицируются. Например, Троцкий утверждал:

"Роль денег в советском хозяйстве не только не закончена, но, как уже сказано, только должна еще развернуться до конца. Переходная между капитализмом и социализмом эпоха, взятая в целом, означает не сокращение товарного оборота, а наоборот, чрезвычайное его расширение. Все отрасли промышленности преобразуются и растут, постоянно возникают новые, и все вынуждены, количественно и качественно, определять свое отношение друг к другу. Одновременная ликвидация потребительского крестьянского хозяйства и замкнутого семейного уклада означает перевод на язык общественного оборота и тем самым денежного обращения всей той трудовой энергии, которая расходовалась раньше в пределах крестьянского двора или в стенах частного жилья. Все продукты и услуги начинают впервые в истории обмениваться друг на друга."

Где ключ к загадке? Он может быть найден только в том факте, что это было переходное общество. Государство может теперь регулировать, однако, не произвольным образом, а в соответствии с законом стоимости. Любая попытка силой выйти за пределы этих строгих рамок, установленных самим развитием производительных сил, немедленно приводит к восстановлению преобладания производства над производителем. Это именно то, что Сталин открыл в соотношении цен и денег, когда Советская экономика подверглась инфляционному кризису, полностью исказившему и подорвавшему план. Закон стоимости здесь был не устранен, а модифицирован.

Достаточно поставить вопрос таким образом, чтобы увидеть ответ. Серьезный экономический анализ должен привести к выводу, что это было переходное общество, в котором действовали некоторые законы характерные для социализма, и некоторые - для капитализма. Все это и означает переход. Хотя Клифф не понял это, фактически он это допускает, когда говорит, что бюрократия могла существенно регулировать (хотя и в определенных пределах), долю инвестиций, отношения между производством средств производства и потребления, цены потребительских товаров. То есть он доказал, что некоторые основные законы капитализма не действуют.

Была ли в СССР трансформация денег в капитал? Полемизируя со Сталиным, Троцкий отвечал на это, показывая, что, хотя инвестиции и делались на основе плана, это были инвестиции, и была производимая рабочими прибавочная стоимость. Здесь Троцкий показал ошибочность базовой идеи Сталина о том, что государство может решать и управлять безотносительно к экономике. Мы можем добавить, что Сталин никогда не отрицал, что в СССР было товарное производство.

Несмотря на то, что в сталинской России был единственный "работодатель" - государство покупало рабочую силу. В действительности из-за полной занятости, которая нормально ставит продавца товара - рабочую силу - в выгодное положение, государство вводит различные ограничения на свободный рынок рабочей силы. Таким же образом, в период полной занятости при фашизме (или даже в "демократической" Британии, если хотите) работодатели заставляют государство компенсировать преимущества, проистекающие из ситуации на рынке рабочей силы. Но только тот, кто совершенно заблудился в абстракциях, может утверждать, что это устраняет трудовую теорию стоимости.

Правда, что в классической капиталистической экономике была свободная продажа рабочей силы. Однако, уже в "Капитале" Маркса была целый раздел посвященный суровым законам, удерживающим низкую заработную плату в Англии после того, как "черная смерть" так уменьшила население, что оставшиеся пролетарии были в хорошем положении для того, чтобы требовать высокой оплаты. Означает ли это неприменимость основных законов марксизма? Напротив. В трех томах "Капитала" Маркс имел дело с "чистым" капитализмом, который никогда не существовал, и из которого он вывел фундаментальные законы. Они представляют собой "идеальную норму". Практически реалии всегда отличаются от нормы тем или иным образом.

Фактически в отдельных частных случаях могут иметься искажения того или иного элемента, но не основных законов в целом. Нацистская Германия, несмотря на многие извращения, оставалась в рамках капиталистической экономической системы, в своей основе, поскольку экономика доминировала над производством на базе частной собственности и товарного производства. Достаточно сравнить рабский труд в сталинских лагерях с городским пролетариатом в СССР, чтобы увидеть различия. Одно было рабством основанном на рабском труде, другое на заработной плате. Одни продавали свою рабочую силу, другие сами являлись непосредственно орудиями труда. Таково фундаментальное различие.

Вовсе не случайно, что используемые государством деньги неизбежно должны иметь тот же базис, что и деньги в капиталистическом обществе. Не случайно, как объяснял Троцкий, единственные реальные деньги в СССР (как и в любом другом переходном обществе, даже в идеальном рабочем государстве) основываются на золоте. Девальвация рубля в сталинском СССР, очевидно, соответствовала тому факту, что закон денежного обращения, а значит товарного обращения, сохранял свою значимость в СССР. И не только в СССР. В любой переходной экономике категории денег, стоимости, прибавочной стоимости и т.д должны неизбежно продолжаться как элементы старого общества в новом.

Клифф утверждал, что "наиболее важным источником государственных доходов был налог на добавленную стоимость, который является косвенным налогом". Однако, налог на добавленную стоимость как косвенный налог доказывает, что закон стоимости применим к сталинской России. Клиф показывает, как это налог применялся в СССР. Но он не видит, что этот налог должен основываться на чем-то. Непонятно, как государство может добавить к цене дополнительный налог, если сама цена ни на чем не основана. Что это может быть, кроме как стоимость продукта, - общественно необходимое рабочее время, затраченное на него? Или мы должны думать, что государство просто определяет такие вещи на произвольной основе, административным решением. Но это совершенно детский аргумент, который уже был разгромлен на страницах "Анти-Дюринга". Энгельс осмеивал дюринговский "закон шпаги", при котором прибавочная стоимость принудительно изымалась когда писал:

"Либо же мнимые надбавки обложения представляют собой действительную сумму стоимости, а именно ту, которая производится работающим, созидающим стоимость классом, но присваивается классом монополистов, и тогда эта сумма стоимости состоит просто из неоплаченного труда; в этом случае, несмотря на человека со шпагой в руке, несмотря на мнимые надбавки обложения и на предполагаемую распределительную стоимость, мы приходим опять... к Марксовой теории прибавочной стоимости."

Налог на добавленную стоимость в СССР и другие манипуляции сталинской бюрократии ни коим образом не отменяли действие закон стоимости. В чем его суть? Стоимость продукции определяется средним количеством общественно необходимого для его производства рабочего времени. Это должно быть точкой отсчета. Он неизбежно проявляет себя через обмен. Маркс посвятил большую часть первого тома "Капитала" тому, чтобы объяснить историческое развитие товара от случайного обмена среди дикарей, через его превращения, пока мы не придем к товарному производству в его совершенной форме, к капиталистическому производству. Даже в классической капиталистической экономике закон стоимости не проявляет себя прямо. Как известно, товар продается выше или ниже своей стоимости. Только случайно он может быть продан за свою истинную стоимость. В третьем томе "Капитала" Маркс объясняет цену производимых товаров. Говорится, что капиталисты получают только стоимость производства своих товаров плюс среднюю норму прибыли. Таким образом некоторые капиталисты будут получать доход ниже фактической нормы, а иные - выше. Из-за различных органических сочетаний различных капиталов, только в этой сложной манере проявляется закон стоимости. Это происходит, разумеется, через конкуренцию. Монополия является более сложным развитием закона стоимости. Из-за контролирующих позиций удерживаемых некоторыми капиталистами они могут навязывать цены выше стоимости товаров, но только если другие товары будут продаваться ниже их стоимостей. Полная стоимость общественного производства должна оставаться прежней. По мере развития социализма закон стоимости должен исчезнуть. И Энгельс, вволю посмеявшись над усилиями Дюринга, заканчивает утверждением, что при социализме "люди будут способны управлять всем очень просто без вмешательства знаменитой стоимости".

Тэд Грант