Сталинизм как форма "варварства"?

Несть числа псевдомарксистским концепциям, определяющим классовую природу СССР как рабовладельческий, феодальный, азиатский и т. п. способ производства. В конечном счете, все они опираются на тезис о внеэкономическом принуждении к труду якобы господствовашем в Советском Союзе. В этом смысле перед нами не более чем разновидности концепции бюрократического коллективизма, правда со славянской (или восточной вообще), спецификой - здесь принято приговаривать слова о многовековых традициях рабства, азиатчине и так далее. В лучшем случае, речь идет о сосуществовании капиталистического, феодального, рабовладельческого укладов в рамках советской экономики с элементами социализма.

На самом деле все эти аргументы совершенно несостоятельны. Да, форсированная индустриализация привела в конце тридцатых годов к исчезновеию безработицы. Но отнюдь не к исчезновению рынка рабочей силы. Загнанные в прокрустово ложе единой тарифной политики, предприятия непрерывно конкурировали за рабочую силу, сначала квалифицированную, а к семидесятым годам практически за любую. Поскольку тарифы жестко контролировались государством, то конкуренция реализовывалась через жилищное строительство, другие социальные блага, а чаще через элементарные приписки, которые увеличивали заработки рабочих сверх установленных Госпланом и Гострудом пределов.

С легкой руки Солженицина, по исторической литературе ходит легенда о гигантской, едва-ли не определяющей, роли ГУЛага в советской экономике, но на самом деле этот миф имеет очень мало общего с реальной жизнью. Может ли быть производителен "рабский", основанный на прямом принуждении труд? Разумеется, нет. Может быть единственный случай масштабного использования рабского труда в современную эпоху - рабство в США в первой половине XIX века, стимулировавшее промышленный подьем в северных штатах. Вспомним, однако, факторы разрушающие такой экономический уклад: машинное производство и растущий спрос на квалифицированную рабочую силу. Оба несомненно доминировали в СССР, по крайней мере, с 30-х годов. Мы неизбежно должны ответить на вопрос, что определяло экономический рост имевший в СССР в те годы? Сталинградский тракторный или Беломорканал? Донбасс или Воркута? Магнитка или колымские золотые прииски? Любой инструмент сложней лопаты и тачки неизбежно превращался в руках зека в груду обломков, и, как следствие, львинная доля промышленного потенциала была создана руками вольнонаемных рабочих, вчерашних крестьян. В этом смысле, массовые политические репрессии, в отличие, например, от коллективизации, исходно были вызваны не экономическими, а политическими причинами - осуществленным Сталиным разгромом политической оппозиции в партии. Снижая давление на рынок труда, лишая производство квалифицированных специалистов, репрессии только тормозили развитие экономики, являясь одной из вериг, которыми опутали рабочее государство сталинские деформации. Квалифицированные рабочие, инженеры и т. д., копающие лопатами никому не нужные (или почти не нужные) каналы, менее всего способствовали увеличению темпов экономического роста. Которые, разумеется, и снижались по мере усиления политических репрессий.

Совсем недавно, в семидесятые годы, перед правительством встала задача: обеспечить широкомасштабную добычу газа и нефти в Западной Сибири. Все попытки использования "дармовой" рабочей силы заключенных, оказались весьма плачевными, а вот результаты вербовочной кампании, проведенной по всем правилам рыночной экономики, привели к созданию топливно-энергетического комплекса, работающего до сих пор. Разумеется, это не значит, что в СССР господствовали капиталистические отношения. Рынок рабочей силы неизбежен во время общества переходного от капитализма к социализму, то есть рабочего государства.

Перейдем теперь к вопросу о "прорастании" феодализма в рабочее государство. Как известно, Октябрьская революция заодно полностью разрешила задачи стоящие перед буржуазной революцией в России. Помещичья собственность на землю в России была уничтожена. Крестьяне получили землю на условиях позволяющих ведение хозяйство по капиталистическому образцу. Широко практиковались: найм рабочей силы на различных условиях, аренда земли и хозяйственных построек. Как следствие за считанные годы произошло резкое (зачастую сильнее, чем до революции) расслоение крестьянства. Страницы "Поднятой целины" Шолохова здесь не менее убедительны, чем статистические сводки.

Крестьянская община, и так пережившая себя на добрую сотню лет, рассыпалась в прах как только крестьянство получило земельные наделы. Совсем не случаен в этом свете политический и военный крах помещичьей-феодальной реакции в ходе гражданской войны. Пережитки феодализма исчезли с арены истории. Кулачество возникло и необычайно развилось даже в тех регионах, где оно из-за тотального безземелия, господства товарного помещичьего производства с наймом рабочей силы или по другим причинам прежде не существовало. Советская власть никогда не опиралась на общину, не только из-за устойчивой аллергии, вызванной длительной идеологической борьбой с эсерами, но из-за фактического отсутствия последней как реальной силы. При сборе налогов или даже при продразверстке круговая порука не применялась вовсе. В любом случае, остатки натурального хозяйства были уничтожены в процессе коллективизации. С точки зрения марксизма, характер экономики не определяется стилем руководства отдельного председателя колхоза (или всех их вместе).

Даже в Средний Азии и Закавказье были полностью уничтожены, в ходе кровавой гражданской войны, все феодальные институты. Басмаческое движение демонстрирует невозможность сосуществования феодализма с системой рабочего государства. По мере распространения хлопка как монокультуры, сельское хозяйство Средней Азии стало товарным, основанным на найме рабочей силы, и остается таким до сегодняшнего дня. Внешние аналогии между средневековыми ханами и секретарями райкомов КПСС могут казаться очень эффектными, но под ними отсутствует какая-либо экономическая база.

Впрочем, если доминирующая роль товарного производства над натуральным - фактор чисто экономический - мешает торжеству абстрактной схемы, то ее следует предельно запутать. Здесь и появляется эманация государственного феодализма или, в других источниках, азиатского способа производства. Классический европейский феодализм характеризовался, помимо прочего, смещением политической власти от крупных государственных образовний (королевств), к отдельным землевладельцам-феодалам, что является очевидным следствием господства натурального хозяйства. Однако, даже в Европе степень феодальной раздробленности была различной при сходном уровне развития производительных сил. Достаточно сравнить Германию или Италию, с Англией или Францией, например. Двигаясь на Восток мы обнаружим в разные эпохи, массу других государственных форм. Фаза феодальной раздробленности - обязательная и неизбежная фаза развития общества, однако на практике, под влиянием различных факторов, она может быстро сменяться формами связанными с государственной централизацией. Необходимость ирригации, а глобальные ирригационные системы, разумеется, не могут быть созданны в рамках классического феодализма, требует государства способного на независимые экономические действия. Богатого государства, столь нехарактерного для феодализма. Но это означает государственный аппарат для сбора налогов, армию для защиты этого аппарата и так далее. Однако при этом никакому мандарину, даже в кошмарном сне, не приходило в голову использовать армию для выращивания риса на государственных плантациях, например. Государственное вмешательство в экономику носило здесь вторичный харатер, не изменяя экономический базис общества, а лишь создавая благоприятные условия для развития производительных сил. Точно также, наличие элементов государственного планирования и регулирования в современном капиталистическом мире не изменяет его классовый характер. А вот на надстройку оно влияло непропорционально сильно, что совершенно типично, учитывая, что регулирующие функции неизбежно реализуются бюрократией, то есть государством. То же можно сказать про такой перманетный фактор как кочевники, защита от них требовала фортификационных сооружений и регулярной армии, а значит - огромного количества денег. Как паллиатив гарнизонам Великой китайской стены, мы видим феномен казачества, тоже не слишком хорошо укладывающийся в рамки "правильного" феодализма. Но должны ли мы на этом основании отрицать факт господства в России феодальных отношений, скажем в XVIII столетии? Разумеется, нет.

Да, Маркс полагал, как и большинство историков XIX века, что в Китае исторически существовала государственная собственность на землю, отсюда он и вывел понятие - азиатский способ производства. Сегодня синологи придерживаются другой точки зрения: считается, что большую часть мнговековой истории Китая земля была в собственности крупных феодалов. От великого до смешного - один шаг. Корень заблуждения был связан с неправильным переводом древнекитайского иероглифа имущество, долгое время его ошибочно переводили как власть.

Но даже если бы земля формально и принадлежала бы государству, то это не изменило бы наш анализ. В эпоху феодализма собственность еще не приобрела окончателно свой "священный" статус, меч часто был сильнее закона. Важен не способ ее приобретения, а конкретная реализация права на связанную собственность в сфере производства и распределения. Свободный барон, настоятель монастыря или даже посаженный на кормление воевода выполняли здесь идентичные экономические функции. Причина - в недостаточной степени развития производительных сил и низкой товарности экономики. Сюзерен и, в конце концов, государство могли расчитывать на дружину и, главное, деньги. Они не нуждались существенно в натуральном продукте. В узких рамках определяемых развитием производительных сил, а значит степенью товарности экономики, лежит весь феодализм от династии Цинь и Меровингов до Афганского падишаха и Бухарского эмира, от Британии до Японии.

Экономика СССР лежит далеко вне этих рамок, а значит - вне феодализма во всех его ипостасях.