Природа сталинизма

Полемика о классовой природе СССР

По Ленину, государство "... всегда было известным аппаратом, который выделялся из общества и состоял из группы людей, занимавшихся только тем иди почти только тем, или главным образом тем, чтобы управлять. Люди делятся на управляемых и на специалистов по управлению, на тех, которые поднимаются над обществом и которых называют правителями, представителями государства. Этот аппарат, эта группа людей, которые управляют другими, всегда забирает в свои руки известный аппарат принуждения, физической силы, - все равно, выражается ли это насилие над людьми в первобытной дубине, или в эпоху рабства - в более усовершенствованном типе вооружения, или в огнестрельном оружии, которое в средние века появилось, или, наконец, в современном, которое в XX веке достигло технических чудес и целиком основано на последних достижениях современной техники. Приемы насилия менялись, но всегда, когда было государство, существовала в каждом обществе группа лиц, которые управляли, которые командовали, господствовали и для удержания власти имели в своих руках аппарат физического принуждения, аппарат насилия, того вооружения, которое соответствовало техническому уровню каждой эпохи. И всматриваясь в эти общие явления, задаваясь общим вопросом, почему не существовало государство, когда не было классов, когда не было эксплуататоров и эксплуатируемых, и почему оно возникло, когда возникли классы, - мы только так находим определенный ответ на вопрос о сущности государства и его значении."

"Государство - это машина для поддержания господства одного, класса над другим."

Почему, как утверждал Маркс, рабочий класс не может взять готовую машину буржуазного государства и использовать в своих нуждах? Не по мистическим, а по совершенно конкретным причинам. В современном государстве все ключевые позиции находятся в руках людей, контролируемых правящим классом. Они специально отобраны образованием, взглядами (видами на будующее) и условиями жизни, служить интересам буржуазии. Армейские офицеры, особенно высшего ранга, гражданские чиновники и основные технические специалисты, сформированы идеологически, служить интересам капиталистического класса. Все командные высоты в обществе находятся в руках людей, на которых капиталистический класс может положиться. Это именно та причина, по которой государственная машина - инструмент в руках капиталиста, который не может быть использован рабочим классом и должен быть разрушен и сметен им напрочь. Теперь, что именно означает разрушение этой машины.

Возможно, что многие, может быть даже большинство служащих капиталистического государства, будут использованы рабочим классом после его прихода к власти. Но при этом они будут подчинены рабочим комитетам и организациям. Например в Советском Союзе в первые дни после царизма, после фактического исчезновения старой армии, Красная Армия была вынуждена использовать службу царских офицеров, но под контролем политических комиссаров. Также в Советском Союзе существенную часть аппарата составляли служащие - бывшие чиновники царизма. Этот неблагоприятный исторический факт сыграл впоследствии важную роль в вырождении режима. Ленин говорил, что советское государство - "буржуазная машина царизма, покрытая тонким слоем социализма".

В соответствии с классической концепцией, пролетариат разрушает старую государственную машину и создает собственное государство. Тем не менее, он вынужден использовать старых специалистов. Однако государство, даже в лучших условиях, скажем, в развитой стране с образованным пролетариатом, остается пережитком классового общества и безусловно таит в себе угрозу вырождения. По этой причине марксисты настаивают на контроле масс, уверенные, что, нельзя позволить государству развиться в независимую силу. Как можно быстрее оно должно быть растворено в обществе. По важным причинам указанным ниже, при некоторых условиях, государство может получить некоторую независимость от базиса, который оно исходно представляло. Энгельс объяснял, что, хотя надстройка - государство и идеология - зависит от экономического базиса, она тем не менее способна на самостоятельные действия. На протяжении достаточно долгого промежутка времени может наблюдаться конфликт между государством и классами, которые оно представляет. Вот почему Энгельс говорил, что государство обычно или в типичные периоды непосредственно представляет правящий класс. То есть, для понимания классового общества, мы должны принять во внимание многочисленные диалектические взаимосвязи и противоречия всех присутствующих факторов.

Хотя это и не исчерпывает вопрос о классовой природе государства, решаемый по разному в разные моменты истории, экономика и отношения собственности, в конечном счете, являются решающими. Из-за этого, как стараются объяснить все учителя марксизма, в конечном счете надстройка должна прийти в соответствие с ними. "С изменением экономического базиса, гигантская надстройка, более-менее быстро трансформируется", - так это выразил Маркс. Если мы откажемся от этого критерия, то тогда все виды поверхностных и произвольных конструкций станут возможны. Мы неизбежно потеряемся в лабиринтах истории, как потерялся бы в Миносском дворце мифический Тесей, если бы не протянутая им нить. Нить истории это базисная экономическая структура общества или ее выражение - формы собственности. Словами Энгельса: "Мы смотрим на экономические условия как на неизбежные условия экономического развития".

В 1793 году французские якобинцы взяли власть. Как указывали Маркс и Энгельс, они вышли за рамки буржуазных отношений и за несколько месяцев совершили то, для чего буржуазии потребовались бы десятилетия. Полностью очистили Францию от всех следов феодализма. Хотя этот режим и оставался корнями в буржуазной форме собственности. Это стало причиной французского Термидора и правления Директории, последовавшей за этим классической диктатуры Наполеона Бонопарта. Он восстановил многие феодальные структуры, провозгласил себя императором, сконцентрировал всю власть в своих руках. Но тем не менее мы называем этот режим буржуазным. С реставрацией Людовика XVIII он по-прежнему, оставался буржуазным. И затем мы имели даже две революции: 1830 и 1848 годов. Эти революции имели важные социальные последствия. Они выразились в значительном изменении правящих слоев государства. Мы характеризуем их как буржуазные политические революции, в ходе которых не произошло никаких изменений правящего класса - буржуазии.

Позвольте пойти дальше. После Парижской Коммуны 1871 года и ожесточения социальных отношений между участвующими сторонами, мы имели организацию Третей Республики с ее буржуазной демократией на протяжении десятилетий. Затем последовали: Петен, Виши, де Голль и целая череда режимов вплоть до нашего времени. Обратим внимание на поразительные различия этих режимов. Например, должно казаться абсурдным объединение в одну категорию, скажем, режимов Робеспьера и де Голля или Ширака. Однако, марксист определяет их как одно и тоже - капитализм. Где критерий? Единственно - форма собственности, частной собственности на средства производства. Возьмем также различие режимов в более современное время, чтобы увидеть различия в надстройках, основанных на одном и том же экономическом базисе. Для примера, сравним режим фашистской Германии и британский парламентаризм. Они имеют так много фундаментальных различий в политической надстройке, что многие теоретики немарксистских и экс-марксистских школ нашли в фашизме новую классовую структуру и новую систему общественных отношений. Почему мы говорим, что они представляют один и тот-же режим? Ответ: несмотря на отличия в надстройке, их экономический базис одинаков.

Переходное государство после Октября

Как мы увидели, невозможно перейти от капитализма прямо к социализму. Даже в передовых обществах, должен быть необходим переходный период, на протяжении которого государство продолжает существовать, некоторое время, вместе с законом стоимости. Но, как объяснял Маркс рабочему классу требуется не один из монстров существовавших при капитализме, а нечто очень похожее - рабочее государство, которое начнет отмирать со своего первого дня. За два месяца до захвата власти Ленин пишет "Государстве и революции":

"Пролетариат нуждается в государстве - это могут сказать вам все оппортунисты, но они, оппортунисты, забывают добавить, что пролетариат нуждается только в умирающем государстве - которое сконструировано таким путем, что оно немедленно начинает умирать, и не может воспепятствовать своему умиранию."

Переходное государство неизбежно имеет противоречивый характер. Советский режим был основан на новых отношениях собственности, которые вышли из Октябрьской Революции, взяв при этом, однако, много элементов старого буржуазного общества. Национализация средств производства - главное условие для движения в направлении социализма, но возможность действительно перевести общество на более высокую стадию человеческого развития зависит от уровня развития производительных сил. Социализм предполагает более высокий уровень развития техники, производительности труда и культуры, чем даже у большинства развитых капиталистических обществ. Невозможно построить социализм на базисе отсталости.

В "Преданной Революции" Троцкий объяснял двойственный характер Переходного государства: "Буржуазные нормы распределения, ускоряя рост материального могущества, должны служить социалистическим целям. Но только в последнем счете. Непосредственно же государство получает с самого начала двойственный характер: социалистический, - поскольку оно охраняет общественную собственность на средства производства; буржуазный, - поскольку распределение жизненных благ производится при помощи капиталистического мерила ценности, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такая противоречивая характеристика может привести в ужас догматиков и схоластов: ничего не остается, как выразить им соболезнование."

Только победа революции в Западной Европе, и особенно в Германии, могла изменить это положение дел. Соединение германской промышленности и техники с огромными природными и людскими ресурсами России в Социалистическую Федерацию должно было создать материальные условия для уменьшения рабочего дня, необходимого для участия рабочего класса в управлении промышленностью и государством. Но предательство социал-демократов потопило в германскую революцию и обрекло русскую революцию к изоляции в отдельной стране. Победа бюрократии непосредственно проистекла из этого. Начиная с 1920 года, бюрократия легально или нелегально, поглощала большую часть прибавочного продукта, производимого рабочим классом.

Все это, в некоторой степени, может иметь место даже в здоровых рабочих государствах. Должностные лица и менеджеры должны потреблять часть прибавочной стоимости, но при этом они должны иметь право только на то, что Маркс называл "платой управленцев". Мы должны иметь здесь, используя ленинское выражение, "буржуазное государство без буржуазии" или, по выражению Троцкого, государство без мандаринов, генштаб без самураев. В таком государстве чиновники не должны иметь никаких специальных привилегий. В условиях чрезвычайно низкого уровня развития производительных сил и культуры в России, рабочий класс был неспособен строить государство без использования старых царских офицеров и бюрократов, которые, для начала, требовали оклады выше средних. В условиях изоляции революции в отсталой стране это было неизбежно. Такова фундаментальная причина, почему пролетариат оказался неспособен удержать власть. После окончания гражданской войны рабочие были постепенно вытеснены выскочками-бюрократами, которые почувствовали себя необходимыми для развития общества.

Ленин и Троцкий даже не рассматривали такую ситуацию, когда революция сможет пережить длительное отсутствие победы пролетариата в развитых капиталистических странах. Они предполагали, что в таких условиях капиталистические элементы смогут ликвидировать завоевания Октября. Это не произошло, хотя и было вполне возможно в двадцатые годы, особенно в период нэпа, когда большевики были вынуждены пойти на большие уступки кулакам и нарождающейся буржуазии. Незадолго до своей последней болезни, Ленин составил блок с Троцким для борьбы с бюрократией, которая, как он опасался, создаст условия для открытой буржуазной контрреволюции.

В январе 1921 года Ленин писал: "Я утверждал, что "наше государство не есть собственно рабочее государство, а рабочее и крестьянское государство." ...Прочтя отчет о дискуссии, я вижу теперь, что я ошибался... Я должен сказать: "рабочее" государство это абстракция. В действительности мы имеем рабочее государство со следующими особыми свойствами, (1) это крестьяне, а не рабочие преобладают в населении и (2) это рабочее государство с бюрократическими деформациями."

Вопрос о классовой природе СССР продолжал занимать Троцкого до самой смерти. Как может этот тип реакции развиться на базисе пролетарской революции? Незадолго до изгнания из Cоветского Союза он уже столкнулся с этим вопросом:

"Мы должны сказать прямо и четко: 5 лет после смерти Ленина были годами социальной и политической реакции. После-ленинские лидеры партии стали неформальным, но все более и более эффектным выражением реакции, также как и ее инструментом."

"Период реакции, в отличие от периода контрреволюции, приходит без изменения правящего класса. Феодальный абсолютизм знает периоды либеральных реформ и периоды контрреформ, укрепляющих рабство. Правление буржуазии, начавшееся с эпохи великих революций, знает как периоды бурных успехов, так и противоположные им периоды регресса. Помимо всего прочего, это определяет успехи различных партий власти в течение различных периодов доминирования одного и того-же капиталистического класса."

Термидор и бонапартизм

Имеется большое сходство между процессами протекающими в ходе революций, хотя бы и различной классовой природы. Сравнение Русской революции и Великой Французской революции 1793-94 годов может, в разумных пределах, пролить свет на некоторые фундаментальные процессы. Это обусловливает использование терминов подобных "термидору", относящемуся к эпизоду 27 июня (9 термидора по старому революционному календарю) 1794 года, когда правое крыло революционеров якобинцев, совместно с оппортунистическим центром ("болотом") свергли Робеспьера, начав, таким образом, скольжение к политической реакции, завершившееся диктатурой Наполеона. Это означало конец периода революционного подъема и начало спада. Это отражает и тот факт, что в период подъема (с 1789 по 1794 год) террор был направлен почти исключительно против врагов революции и сторонников компромисса с реакцией, а после термидора - против революционного крыла.

Расширительно, Термидор может рассматриваться как критическая точка революции, где наступает некоторая слабость и истощение, отражая отступление, прокладывающее путь неприкрытой реакции. Во Франции это проявилось в тот момент когда фракция "горы" (революционное крыло Национального Конвента) стало жертвой Террора, бурь и невзгод революции, вообще. Раскол "горы" привел к термидорианской реакции. Таким же образом, происхождение реакции в сталинской России можно проследить из смутных поветрий среди советских чиновников и мелкой буржуазии о том, что после окончания Гражданской войны, настало время положить конец революционным новшествам и объявить поворот к "наведению порядка". Это поветрие реакции суммировалось в теории социализма в отдельной стране. Конечно, подобно каждой исторической аналогии, использование термина термидор было только аппроксимацией, так как имело условный характер. Троцкий в своих статьях 1929 года объяснял это следующим образом:

"Я ссылаюсь здесь, главным образом, на вопрос о Термидоре, и это очень резонно в вопросе о классовой природе Советского государства. Формула Термидора, это, конечно, условная формула, подобно каждой исторической аналогии...Термидор означает первую победную стадию контрреволюции, а именно прямой переход власти из рук одного класса в руки другого, посредством чего этот переход, хотя он неизбежно сопровождается гражданской войной, маскируется, тем ни менее, политически тем фактом, что борьба происходит между фракциями партии, которая еще вчера была единой...Он служит признаком прямого перехода власти в руги другого класса, после которого революционный класс не может вернуть власть, кроме как через вооруженное восстание. Последнее требует, в свою очередь, новой революционной ситуации, начало которой зависит от от целого комплекса внутренних и международных условий."

Спустя несколько лет в статье озаглавленной "Рабочее государство Термидор и бонапртизм" Троцкий заново раскрыл свою позицию по Термидору. Он объяснил, что аналогия с Термидором оказалась открытой для недопонимания. Ультра-левая группа Владимира Смирнова, группа Демократического Централизма, в противоположность Левой Оппозиции, утверждала в 1926 году, что пролетариат уже потерял власть и что капитализм был восстановлен в России. Для Троцкого эти похороны все еще активной революции были совершенно неприемлемы. Без исторических аналогий мы не можем учиться у истории. Но также мы понимаем и их ограниченность, их сходства и различия. Так было и в случае Термидора.

"Термидор в 1794 г.",- писал Троцкий: "произвел сдвиг власти от одних групп Конвента к другим группам, от одних слоев победоносного "народа" - к другим слоям. Был ли Термидор контр-революцией? Ответ на этот вопрос зависит от того объема, который мы придаем, в данном случае, понятию "контр-революция". Социальный переворот 1789-1793 г.г. имел буржуазный характер. Суть его сводилась к замене связанной феодальной собственности "свободной" буржуазной собственностью. Контр-революция, эквивалентная этой революции, должна была бы произвести восстановление феодальной собственности. Но Термидор и не покушалея на это. Робеспьер хотел опираться на ремесленников, Директория - на среднюю буржуазию. Бонапарт объединился с банками. Все эти сдвиги, имевшие, конечно, не только политическое, но и социальное значение, совершались, однако, на основе нового, буржуазного общества и государства."

Термидор был актом реакции на социальном фундаменте революции. "Тот же смысл имело и 18 брюмера [9 ноября 1793 года, когда Наполеон Бонапарт захватил власть и установил военную диктатуру], следующий важный этап на пути реакции. Дело шло в обоих случаях не о восстановлении старых форм собственности или власти старых господствующих сословий, а о распределении выгод нового социального режима между разными частями победившего "третьего сословия". Буржуазия все более прибирала к рукам собственность и власть (прямо и непосредственно, или же через особых агентов, как Бонапарт), отнюдь не покушаясь на социальные завоевания революции, наоборот, заботливо упрочивая, упорядочивая, стабилизируя их. Наполеон охранял буржуазную, в том числе и крестьянскую собственность, как от "черни", так и от притязаний экспроприированных собственников. Феодальная Епропа ненавидела Наполеона, как живое воплощение революции, и по своему она была права."

Мы имеем здесь дело с целой серией политических контрреволюций на одних и тех же буржуазных отношениях собственности. Используя эту аналогию для сравнения, Троцкий раскрывает характер и динамику сталинизма, не как нового класса, системы эксплуатации, но как социального паразита на рабочем государстве. Политическая контрреволюция имеет место на базисе национализированных форм собственности. Рабочий класс теряет политическую власть, но контрреволюция не восстанавливает в правах буржуазию. Сталинская бюрократия сама узурпирует политическую власть. Это результат социальных противоречий, угрожающих рабочему государству изолированному в хронически отсталых условиях.

Политическая контрреволюция доведенная бюрократией до конца, полностью нивелирует режим Советской Рабочей демократии, но не разрушает новые отношения собственности установленные Октябрьской Революцией. Поднимая себя над рабочими бюрократия пытается регулировать это внутренние противоречия в своих интересах. Основываясь на национализированной, плановой экономике и играя относительно прогрессивную роль в развитии производительных сил, хотя, по словам Троцкого, втрое дороже капитализма, с огромным браком, коррупцией и ошибками в управлении. Далекая от устранения этих социальных противоречий, бюрократия порождает новые. В конце концов она утверждает себя над пролетариатом и устанавливает режим бюрократического абсолютизма с политически экспроприированным рабочим классом бесправным и безмолвным в текущем обществе.

Что такое бонапартизм?

Опираясь на происшедшие события, Троцкий оказался способен расширить и углубить свой анализ классовой природы СССР, уточнив определения. В 1935 году он отказался от термина центризм в определении бюрократии и ввел более подходящее определение его природы: форма пролетарского бонапартизма. Для того чтобы понять причину этого, надо еще раз обратиться к марксистской теории государства.

В соответствии с марксизмом, государство возникает как инструмент, необходимый для угнетения одного класса другим. Понятие государства может вводиться разными путями. Один из наиболее общих для марксистов - определять государство как "отряды вооруженных людей, защищающих частную собственность". В конечном счете, к этому сводятся все формы государства. Но практически государство - это много больше, чем армия и полиция. Современное государство, даже при капитализме, - бюрократический монстр, армия функционеров, потребляющая огромное количество прибавочной стоимости, производимой рабочим классом. С этой точки зрения, есть зерно правды в аргументах монетаристов, требующих "урезания" государства, что, на самом деле, только эхо лозунга либералов XIX века о "дешевом правительстве". Конечно, как Маркс объяснил в "Гражданской войне во Франции", единственный путь получить дешевое правительство - революционное устранение буржуазного государства и установление рабочего государства или полугосударства типа Парижской Коммуны. Маркс, Энгельс и Ленин объясняли, что государство это - специальная власть, стоящая над обществом и все более отчуждающаяся от него. В общем, мы можем принять, что каждое государство отражает интересы определенного правящего класса. Но это не исчерпывает вопрос о специфической роли государства в обществе. В действительности, государственная бюрократия имеет свои собственные интересы, которые не обязательно и не все время соответствуют интересам правящего класса, и могут вступать с последними в открытые столкновения. Государство, в конечном счете, как объясняли Маркс и Ленин, состоит из вооруженных отрядов людей и неких приложений к ним. Это суть марксистского определения. Однако мы должны быть осторожны, используя широкие марксистские обобщения, которые несомненно верны, в абсолютном смысле. Истина же всегда конкретна, так что, если мы не включаем в анализ отдельные тонкости и конкретные обстоятельства, мы неизбежно должны получить чисто абстрактный, а значит неверный результат. Посмотрим сколь конкретно и точно подходил к этому вопросу Энгельс даже в ходе обобщений. В "Происхождении семьи, частной собственности и государства" Энгельс писал: "А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не ножрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила стоящая, по-видимому, над обществом, сила которая бы умеряла столкновение, держала его и границах "порядка". И эта сила происшедшая из общества, но ставящая себя над ним все более и более отчуждающая себя от него, есть государство". И далее: "Взгляните хотя бы на теперешнюю Европу, в которой классовая борьба и конкуренция завоеваний взвинтили публичную власть до такой высоты, что она грозит поглотить, все общество и даже государство."

Энгельс идет дальше, показывая, что однажды возникнув, государство, не будучи ограниченным чем-либо, приобретает тенденцию к самостоятельным действиям, и с неизбежностью должно делать их, при некоторых обстоятельствах. "Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся как органы общества над обществом".

"Так как государство возникло из потребности держать в узде противоположность классов; так как оно в то же время возникло в самих столкновениях этих классов, то оно по общему правилу является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса...В виде исключения встречаются, однако, периоды, когда борющиеся классы достигают такого равновесия сил, что государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними..."

Далее Энгельс говорит, что: "Связующей силой цивилизованного общества служит государство, которое во все типичные периоды является государством исключительно господствующего класса и во всех случаях остается по существу машиной для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса."

Отметим исключительно точный, научный способ выражения Энгельсом своих мыслей. "Во все типичные периоды","Это, обычно, государство наиболее мощного, экономически правящего класса", и т. д. Энгельс ясно дал понять, что имелись нетипичные и аномальные ситуации, к которым этот общий принцип марксистской теории не может быть применен. Этот диалектический подход к вопросу о государстве был развит Марксом в "18 брюмьере Луи Бонапарта", где он объяснил феномен бонапартизма, при котором отношения междугосударством и правящим классом не соответствуют норме. Маркс указывал на то, как пьяные солдаты Луи Бонапарта именем "порядка, закона и семьи" расстреливали буржуа чьи интересы, по-видимому, представляли. Была ли буржуазия во времена Луи Бонапарта правящим классом? Не требуется глубокого знания марксизма для ответа на этот вопрос. Голое обобщение "вооруженные группы людей" не принимает в расчет буржуазный или пролетарский бонапартизм. Если мы возьмем историю современного общества, то найдем многочисленные примеры ситуаций когда буржуазия экспроприировалась политически, но при этом оставалась правящим классом. Мы называем это явление бонапартизмом или словами Маркса: "голой властью шпаги над обществом". Позвольте нам рассмотреть несколько примеров.

В Китае после того как Чан Кайши раздавил в Шанхае рабочий класс, используя городские банды, в 1927 году, банкиры организовали банкет в его честь, и аплодировали ему как благодетелю и спасителю цивилизации. Но Чан хотел чего-нибудь более существенного, чем восхваления своего руководства. Он бесцеремонно запер всех богатых промышленников и банкиров в тюрьму и потребовал с них многомиллионные выкупы. Он сделал для них работу и требовал теперь оплаты. Он истреблял шанхайских рабочих не для прибыли капиталистов, а потому, что это означало власть и доходы для него и для его преступных банд. Кто-нибудь намерен заявить, что сидевшие в тюрьме банкиры не оставались, по прежнему, правящим классом, хотя и не имели политической власти? Китайская буржуазия могла только горевать по тому поводу, что изрядная часть прибавочной стоимости, выжатой из рабочих, перешла к ее собственным цепным псам, а многие ее представители томились в тюрьме.

Буржуазия оказывается политически экспроприированной в таких условиях; голая сила преобладает в обществе. Огромная часть прибавочной стоимости съедается военной верхушкой и чиновниками. Но в интересах самой бюрократии, чтобы эксплуатация рабочих продолжалась и поэтому, хотя они и выжимают из буржуазии соков сколько могут, они, тем не менее, защищают частную собственность. Поэтому буржуазия остается правящим классом, хотя и теряет прямую политическую власть. Это ответ тем защитникам теории государственного капитализма, которые утверждают, что это софизм - заявлять, что Россия была деформированным рабочим государством и Советский рабочий класс был правящим, когда он находился под пятой сталинизма и частью в трудовых лагерях. Если мы не будем следить в наших рассуждениях, за доминирующей формой собственности, то неизбежно потеряем под собой опору.

В истории может быть найдено много примеров, в которых одна часть правящего класса подвергалась атаке другой частью и государство оказывалось над обществом. Например, во время войны Белой и Красной Розы в Англии, две фракции правящих баронов перманентно истребляли друг друга. В тот или иной момент большая часть правящего класса находилась в тюрьмах и ждала казни; трон же заняла новая династия Тюдоров, которая балансировала между классами и установила режим абсолютизма. Аналогичные процессы протекали и в других странах. Какова классовая природа абсолютизма? Абсолютные монархи, в попытке консолидировать себя как власть, стояли над обществом и всемерно отчуждались от него, часто опираясь на национальную буржуазию в борьбе с феодальной знатью. Хотя при этом классовая природа режима оставалось феодальной. Она определялась существующими отношениями собственности, а не политической расстановкой в правительстве. Подобная ситуация существовала и в период распада рабовладельческого общества. Римский император поднялся над обществом и стал жестоко угнетать правящий класс - рабовладельцев - многие из которых оказались ограблены налогами, арестованы, подвергнуты пыткам и умерщвлены императором, "избранным" Преторианской Гвардией. Фактически Маркс изначально использовал термин "цезаризм" для обозначения этого явления. Хотя этот факт и не изменяет ни на йоту классовую природу Римского государства как рабовладельческого. И рабовладельцы оставались правящим классом даже под железной пятой цезаризма.

Как, следуя классическому анализу Маркса, Энгельса и Ленина, объяснял Троцкий: "Цезаризм, или его буржуазная форма, бонапартизм, выступает на сцену в те моменты истории, когда острая борьба двух лагерей как бы поднимает государственную власть над нацией и обеспечивает ей, на вид, полную независимость от классов, а на самом деле - лишь необходимую свободу для защиты привилегированных".

В нашем веке, в период распада капитализма, мы имеем феномен фашизма, который, хотя и отличается от бонапартизма по своему происхождению, но также имеет много общих с ним черт. Фашистский режим, в отличие от бонапартизма, приходит к власти на плечах массового движения мелкой буржуазии и люмпен-пролетариата. Оказавшись у власти, однако, он быстро теряет свою массовую базу и становится бонапартистским режимом, опирающимся на армию и полицию. Троцкий уподобил нацистскую бюрократию в Германии "Старику моря", сидящему на плечах буржуазии, для того чтобы вывести ее на безопасную дорогу, но непрестанно оскорбляющего, плюющего на макушку и втыкающего шпоры в ее бока.

В сборнике "В защиту марксизма", Троцкий подчеркивает различие между бонапартизмом и фашизмом: "Элемент общий у фашизма и старого бонапартизма - то, что он использует классовые антагонизмы, для того чтобы дать государственной власти максимум независимсти. Но мы всегда подчеркивали, что старый бонапартизм был во времена восхождения буржуазного общества, в то время как фашизм - государственная власть гибнущего буржуазного общества."

Мы рассмотрим лишь отношение Гитлера к его капиталистическим оппонентам. Нацисты, которые защищали капиталистические общественные отношения, не только грабили буржуазию и конфисковывали ее собственность, но иногда и казнили ее представителей. Разумеется, нет никаких сомнений в том, что классовая природа фашистского государства была буржуазной. Однако, с другой стороны, германская буржуазия потеряла контроль над государством, который попал в руки гитлеровских авантюристов, безответственно и преступно использовавших его для своих авантюр. Здесь отношение между государством и правящим классом является диалектически противоречивым. Фактически в 1943 году интересы правящего класса Германии вошли в явное противоречие с государством. К этому моменту Германия уже проиграла войну. В интересах правящего класса было заключение мира с Великобританией и США для того чтобы вместе вести войну против Советского Союза. Но капитуляция должна была означать смертный приговор для нацистской клики, контролировавшей государство. Германская буржуазия пыталась, и неудачно, устранить Гитлера военным переворотом (заговор генералов). Гитлер вел войну до конца, и платой за это стала потеря Германией своей восточной части.

Сталинизм: форма бонапартизма

При обсуждении роли государства, наиболее важный вопрос на который мы должны ответить: какой класс оно представляет? Государство должно быть инструментом класса - какой из них оно представляет в России? Оно не представляет капиталистический класс потому, что тот был экспроприирован в 1917 году. Нельзя утверждать также, что оно представляет интересы крестьянства или мелких собственников в городах. Оно явно представляет интересы сталинской бюрократии. Но как особая форма бонапартизма, в конечном счете, оно представляет рабочий класс, пока оно защищает национализированные средства производства, планирование и монополию внешней торговли.

При фашистском или бонапартистском режиме, как мы видели, хотя эти бандиты и могут вцепиться в глотку буржуазии, тем не менее там остается капиталистический класс, в чьих интересах и действует экономика как целое, и на котором паразитируют бандиты. Какие-нибудь формалисты могут сказать, что советская бюрократия составляет в России новый правящий класс. Но серьезное рассмотрение показывает, что это ни в коем случае невозможно. Что они говорят, так это то, что государство это класс. Бюрократия "владеет" государством, государство "владеет" средствами производства, значит бюрократия "владеет" средствами производства, и поэтому является правящим классом. Но это просто уход от ответа. Рассуждение ложно. Бюрократия не владеет государством. В сущности, они говорят, что государство владеет государством. Токим образом, попытка разрешить эту проблему методами формальной логики кончается чистейшей тавтологией, которая ничего не решает.

Была ли тогда бюрократия правящим классом в советском обществе? Все их аргументы явно неудачны. Непонятно как в капиталистическом обществе или в любом другом классовом обществе может не быть привилегированной чиновничьей верхушки, которая служит инструментом для защиты правящего класса, напрямую относящегося к средствам производства как к своей собственности. Мы знаем кого представлял Наполеон. Кого представляли Луи Бонапарт, Бисмарк, Чан Кайши, Гитлер, Черчилль и де Голль. Но кого представляла сталинская бюрократия? Себя? Это явная чушь. Государство по своей природе состоит из бюрократов, чиновников, генералов и т. д. Но эти индивиды не составляют правящий класс; они - инструмент класса, даже когда они находятся в антагонистическом противоречии с этим классом. Сами по себе они не могут быть классом. Бюрократия состоит из миллионов индивидуалов, находящихся на различных уровнях государственного аппарата. Это и мелкие чиновники на местах, и высокопоставленные сановники. Так какая-же часть бюрократии "владеет" государством? Это не могут быть все бюрократы сразу, поскольку они иерархически разделены. Мелкий гражданский служащий - такая-же часть бюрократии, как и крупный бюрократ.

В своей работе "Германия: единственный путь" Троцкий подошел к вопросам бонапартизма так:

"В свое время, мы определили правление Брюнинга как бонапартизм ("карикатуру на бонапартизм"), то есть, как режим военно-полицейской диктатуры. С тех пор как борьба двух социальных слоев - имущих и неимущих, эксплуататоров и эксплуатируемых - достигает наивысшего напряжения, создаются условия для доминирования бюрократии, полиции, армии. Государство становится "независимым" от общества. Позвольте нам повториться: если мы воткнем в пробку, симметрично, две вилки, то она может устоять даже на булавочной головке. Это в точности схема бонапартизма. Будте уверены, такое правительство не прекратит быть клерком владельцев собственности. Хотя этот клерк сидит на спине у босса, натирает ему шею и без колебании, время от времени, сует свои ботинки в его лицо."

"Можно было допустить, что Брюнинг продержится до окончательного решения. Однако в развитии событий проявилась другая возможность: правительство Папена. Чтобы быть точными, мы должны уточнить наши старые определения: правительство Брюнинга было недобонапартистским правительством. Брюнинг был только предтечей. В совершенной форме бонапартизм пришел на сцену вместе с правительством Папена-Шлейхера".

Бонапартизм в эпоху распада и кризиса отличается от бонапартизма юности капитализма. Он может принимать много разных форм, присутствовать в различных комбинациях в зависимости от конкретных условий. Правление Наполеона или Оливера Кромвеля - классический бонапартизм - был основан на опасности для буржуазного общества. Бонапартизм на стадии капиталистического подъема сильный и самоуверенный. В условиях мощного развития производительных сил он приобретает некоторую стабильность. Но бонапартизм эпохи разложения капитализма поражен дряхлостью. Выдвинутый кризисом капиталистического общества, он не может решить никаких проблем, вставших перед ним. Кризис межвоенного периода, привел к возникновению целого ряда бонапартистских режимов, пытавшихся балансировать между силами революции и контрреволюции. В экс-колониальном мире, в связи со слабостью буржуазной демократии, опять-таки многие режимы носили бонапартистский характер. Здесь мы имеем периоды слабых парламентских режимов, приводящих к военным диктатурам.

Напротив, фашистский режим представляет собой полную политическую экспроприацию экспроприацию буржуазии. Все демократические права ликвидируются. Класс капиталистов передает всю власть в руки фашистских выскочек, которые используют массы обезумевшей мелкой буржуазии как дубинку против рабочего класса. В ходе фашистского правления пролетариат полностью атомизируется.

"В фашизме имеются элементы бонапартизма",- указывал Троцкий. "Без этих элементов, а именно, без нарастающей власти государства над обществом, вызванной крайнем обострением классовой борьбы, фашизм был бы невозможен. Но мы с самого начала указывали, что это, главным образом, вопрос бонапартизма эпохи крушения капитализма, который качественно отличен от бонапартизма эпохи подъема капитализма... Министры Брюнинга, Шлейхера и президентство Гинденбурга в Германии, правительство Петена во Франции - все они доказали, или должны доказать, свою нестабильность. В эпоху краха империализма чисто бонапартистский бонапартизм совершенно неадекватен; империалисты находят необходимым мобилизовать мелкую буржуазию и разрушить пролетариат ее весом."

Можно привести бесчисленные ссылки, показывающие, что капиталистическое государство предполагает частную собственность - индивидуальную собственность на средства производства. Государство - это аппарат управления: он не может сам быть управляемым классом. Бюрократия - только часть государственного аппарата. Она может "владеть" государством, в том смысле, что она ставит себя над обществом и становится относительно независимой от экономически преобладающего класса, т.е. правящего класса. Так было в фашистской Германии, где бюрократия диктовала капиталистам, что они должны производить, как они должны производить и т.д. в военных целях. Так же в военной экономике Великобритании, США и кого-либо еще государство диктует капиталистам, что и как они должны производить. Это не превращает его в правящий класс. Почему? Потому, что эти меры были направлены на защиту частной собственности и в были в интересах капиталистического класса как целого.

Ясно, что бюрократия управляет и осуществляет планирование в промышленности. Но чьей промышленностью она управляет и планирует? В капиталистическом обществе менеджеры планируют и управляют промышленностью в частных предприятиях и трестах. Национализированная промышленность в Британии, для примера, управлялась бюрократами, которые, однако, не были владельцами этой промышленности. Они владели государством - капиталистическим государством - и управляли в интересах капиталистической экономики как целого. Бюрократия в СССР управляла всей промышленностью. В этом смысле верно, что она она была более независима от своего экономического базиса чем любая другая бюрократия или государственная машина во всей истории человечества. Но как подчеркивал Энгельс и как должны подчеркнуть мы, в конечном счете, все решает экономический базис.

Буржуазные социологи тасуют произвольно выбранные определения для того чтобы охарактеризовать все виды социальных группировок и субгруппировок как классы затеняя реальный классовый базис общества. Напротив, марксизм определяет классы в терминах отношений собственности. Утверждение, что их роль управленцев каким-то образом превращает бюрократию в правящий класс вообще не имеет смысла. Разумеется это не имеет ничего общего с марксистским определением капиталистического класса. Бюрократия, в своей роли управленческого слоя, играет ту же роль в производстве, что и менеджеры на капиталистических предприятиях. Имеется, однако, принципиальная разница. Управленцы на западе работают на частных собственников промышленности (или на буржуазное государство, которое действует как подручный частного сектора). Они не владеют промышленностью и не составляют отдельный социальный класс.

Как управленцы они имеют право на то, что Маркс называл "оплатой управленцев", и не более. Точно тоже самое верно для управленцев в рабочем государстве, включая также и здоровое рабочее государство, где в переходный период все еще должны оставаться различия между зарплатой квалифицированных и неквалифицированных рабочих. Но, что характеризовало сталинскую бюрократию, так это поглощение огромной части благ производимых рабочим классом. Это не имеет ничего общего с управленческими функциями или "оплатой управленцев".

Если они берут больше, то делают это тем же способом, что фашистская или бонапартистская бюрократия, присваивающая часть прибавочной стоимости производимой рабочими. Но это не класс в марксистском смысле слова, а паразитическая каста. "Своей посреднической и регулирующей функцией", - утверждал Троцкий: "заботой о поддержании социальных рангов и эксплуатацией государственного аппарата в личных целях советская бюрократия похожа на всякую другую бюрократию, особенно - на фашистскую. Но у нее есть и величайшие отличия. Ни при каком другом режиме, кроме советского, бюрократия не достигала такой степени независимости от господствующего класса."

Привилегии сталинской бюрократии начались в точности там, где окончились ее производственные функции. Фактически, они возникли вовсе не в сфере производства, а в сфере распределения. В условиях полного всевластия было необходима решать кто, что получает. Троцкий сравнивал это с очередью у булочной. Если имеется нехватка хлеба, а очередь длинная, то она может стать неуправляемой. Необходим жандарм для поддержания порядка в очереди и для того, чтобы каждый был уверен, что получит свою долю. По ходу дела часто оказывается, что жандарм забирает больше, чем кто-нибудь другой. Но это не делает его правящим классом в марксистском смысле слова!

Сталинская бюрократия являлась не новым правящим классом, как утверждали Дж.Бурнхам, М.Шахтман, М.Джилас, Дж.Куронь и Т.Клифф (в компании с буржуазией и правым крылом лейбористской партии), а паразитической кастой, не играющей никакой роли в процессе производства. Именно по этой причине значительные реформы сверху были исключены.

Несведующие польские интеллектуалы-диссиденты полагали, что если свободные профсоюзы возможны при капитализме, то почему они не могут быль разрешены при "государственном капитализме"? На самом деле, для капиталистов в обычных условиях буржуазная "демократия" (т.е. формальная демократия, в которой рабочие имеют некоторые права, но где будующее определяется исключительно банками и монополиями) - наиболее экономичная и безопасная форма правительства, много более предпочтительная, чем гигантские убытки и разграбление государства, неизбежное при фашизме или бонапартизме. При сталинизме, однако, демократические права немедленно угрожают позициям бюрократии. Формальная демократия и сталинизм несовместимы.

Троцкий был очень тверд в своем видении того, что бюрократия не была правящим классом. В полемике с французским сторонником Иваном Крейпо в 1937 году он объяснял: "На этот раз он вывел свои разрушительные аргументы из утверждения в "Преданной революции", что "Средства производства принадлежат государству. Но государство как бы "принадлежит" бюрократии". Крейпо ликует. Если средства производства принадлежат государству, и государство - бюрократии, то последняя становится коллективным владельцем средств производства, а значит имущим и эксплуататорским классом. Остальные аргументы Крейпо совершенно литературные по сути. Он рассказывает нам снова и снова, в духе полемики со мной, что термидорианская бюрократия дьявольская, хищная, реакционная, кровожадная и т.д." Действительно откровение! Однако, мы никогда не говорили, что сталинская бюрократия была добродетельной! Мы только отрицали ее в качестве класса в марксистском понимании, а имено, по отношению к собственности на средства производства".

Государство - инструмент классового правления, насилия, прославленный полисмен. Но полицейский - это не правящий класс. Полиция может стать разнузданной, может превратится в бандитов, но не может превратиться в капиталистический, феодальный или рабовладельческий класс. Паразитический характер бюрократии демонстрирует тот факт, что они притворяются, что не существуют как привилегированная прослойка. Словами Троцкого: "Присвоение огромной части национального дохода носит характер общественного паразитизма". Они наслаждаются своими привилегиями в форме злоупотреблений властью. "Огромные апартаменты, сочное мясо и даже "Роллс-Ройсы" - всего этого недостаточно для превращения бюрократии в независимый правящий класс", - прокомментировал Троцкий.

Рабочая демократия, существовавшая при Ленине и Троцком, была заменена бюрократическим режимом Сталина. Хотя политические формы и были совершенно другими, чем в первые годы революции, отношение к национализированной собственности сохранилось. Этот факт - существование национализированной плановой экономики - определял базис классовой природы Советского Союза. Это было рабочее государство, ужасно деформированное бюрократической контрреволюцией. "Опухоль может вырасти до гигантских размеров, и даже задушить живой организм, но опухоль никогда не может стать независимым организмом", - отмечал Троцкий.

Советская бюрократия была похожа на другие бюрократии, особенно фашистскую бюрократию, с одним важным отличием. Фашистская бюрократия опиралась на частную собственность на средства производства и была наиболее чудовищным выражением упадочного режима. Сталинская бюрократия опиралась на новые отношения собственности установленные революцией, которые на протяжении целой эпохи демонстрировали колоссальную жизненную силу. До недавнего времени российская бюрократия была вынуждена защищать государственную собственность как источник своей власти и доходов. Этот факт позволял играть ей относительно прогрессивную роль в развитии производительных сил. Однако даже в лучшие периоды она оставалась паразитическим наростом на рабочем государстве, источником бесконечных убытков, коррупции и ошибок в управлении. Она имела все пороки, но никаких добродетелей правящего класса.

Как это сформулировал Троцкий: "Если бонапартистский выкидыш является классом, то это обозначает, что это не аборт, а жизнеспособное дитя истории. Если этот паразитизм является "эксплуатацией" в научном смысле этого слова, то это значит, что бюрократия обладает историческим будущим как правящий класс обязательный для данной экономической системы." Ясно, что это не тот случай. Несомненно, советская экономика сделала огромные шаги вперед, но этот импульс не был вызван бюрократией как таковой, но национализированной плановой экономикой. Бюрократия стала мощным тормозом в техническом и культурном развитии России. В лучшем случае, советская бюрократия играла относительно прогрессивную роль в развитии тяжелой промышленности, но с гигантским потерями.

Государство при Сталине не имело ничего общего с государством Октября, исключая государственную собственность и планирование. Все завоевания революции направленные на введение рабочего управления и контроля в промышленности были устранены. Бюрократия установила свой полный контроль. Так называемые выборы были фарсом, в котором кандидаты одной партии регулярно избирались 99 процентами голосов, что невозможно даже технически (люди иногда переезжают и даже умирают). Рабочий класс был зависимым от бюрократии субъектом беспричинных увольнений, ссылок, арестов, заключений в психиатрические больницы и всех других методов котрыми тоталитарное государство угнетает людей в государстве всепроникающего страха. В дополнение к обычным органам репрессий бюрократия держала на службе армию шпионов, информаторов и стукачей, присутствовавших на каждом рабочем месте, в каждой конторе, классе или лестничной клетке.

Правда, что в последующие годы, особенно после смерти Сталина, были проведены большие реформы, которые привели к росту жизненных стандартов, улучшению социального обслуживания и так далее. Но все это время жесткий контроль оставался в руках бюрократии. Такие реформы всегда проводились сверху и никоим образом не модифицировали отношения между рабочим классом и правящей кастой. Не имелось никаких элементов рабочей демократии.

"Бюрократический коллективизм"?

Представляет ли сталинская Россия новую общественную формацию, не предсказанную Марксом или Лениным? Если сталинизм - не социализм, общество основанное на гармоническом удовлетворении человеческих нужд, то что оно собой представляет? Кое-кто, глядя на Советский Союз, был обескуражен "открытыми процессами", трудовыми лагерями и ужасными подтасовками - в общем, тоталитарной природой режима, и пришел к выводу, что сталинизм это новое эксплуататорское общество, со своим собственным правящим классом. Имеется много описаний ведущих к такому заключению, от теории "бюрократического коллективизма" (Бруно Риччи и Макса Шахтмана) до "государственного капитализма" (Тони Клиффа), в действительности эти концепции лживы от начала до конца.

Теория государственного капитализма основана на идее, что сталинская политическая контрреволюция в России означает новую стадию капитализма. Она не отличается сколь-нибудь существенно от "обычного" капитализма. Бюрократии предписывалось стать новым правящим классом. Советской экономике - подчиняться нормальным законам капитализма, и так далее. Однако такие аргументы незамедлительно приводили к множеству противоречий. Даже не заглядывая слишком далеко, мы должны заметить, что если Советский Союз был капиталистическим (или государственно-капиталистическим, не делая никаких различий по сути аргументов), то он должен иметь тот же закон общественного движения, что и капитализм - то есть подъемы и спады. Однако как бы вы не изворачивались, вы не найдете каких-либо следов такого явления. Таким образом, приспособление к ложной теории с неизбежностью ведет к отказу от основных положений марксизма. Мы имеем здесь разновидность капитализма, которая преуспела в устранении фундаментального противоречия рыночной экономики - капитализм без безработицы, способный развивать средства производства с неслыханными темпами роста, не прерываемый кризисами перепроизводства.

Такой вывод должен был бы потребовать от нас ревизии всех основных постулатов марксизма - если бы он был верен. Но это не так. В общем, концепция основывается на полном непонимании марксистской теории государства, классовой природы общества и переходного периода. Общая схема Маркса и Ленина о том, как может развертываться переход от капитализма к социализму несомненно верна, в целом. Но правда всегда конкретна. Невозможно понять сложное и противоречивое социальное явление только на основе теоретических общностей. Они могут обеспечить полезные рамки и начальную точку, но мы можем ухватить природу вещей только тщательным анализом фактов и процессов во всем многообразии возможных путей, учитывая все противоречивые тенденции. Напротив, попытка подобрать факты удовлетворяющие предвзятым определениям с неизбежностью ведет к неудаче.

Что поражает нас в теории государственного капитализма во всех ее разновидностях, это ее совершенно произвольный характер, далекий от решения каких-нибудь проблем, он ведет к массе новых противоречий. Объяснение Троцким феномена сталинизма как деформированного рабочего государства, формы пролетарского бонапартизма, несоизмеримо проще, находится в полном соответствии с марксистской теорией, хорошо согласуется со всем, что мы наблюдали в СССР, начиная со смерти Ленина до падения Берлинской стены. Принимая эту точку зрения, мы не нуждаемся в ревизии основных идей марксизма, которые только, могут обеспечить нам научное понимание и дать план действий в новой ситуации.

Невозможно ухватить суть жизни, развития процесса, средствами абстрактных определений и формальной логики. Как объяснял Троцкий: "Основной порок вульгарного мышления в том, что оно хочет удовлетвориться неподвижными отпечатками действительности, которая есть вечное движение. Диалектическое мышление придает самим понятиям - при помощи дальнейших уточнений, поправок, конкретизации - ту содержательность и гибкость, я почти готов сказать, сочность, которая до некоторой степени приближает их к живым явлениям. Не капитализм вообще, а данный капитализм, на определенной стадии развития. Не рабочее государство вообще, а данное рабочее государство, в отсталой стране, в империалистическом окружении, и пр." Теории государственного капитализма в СССР прошли долгий путь. Теория бюрократического коллективизма для описания СССР была предложена Бруно Риччи и Максом Шахтманом более 50 лет назад. В своей книге "La bureaucratisation du Monde" Бруно Риччи объясняет: "По нашему мнению СССР представляет собой новый тип общества ведомый новым социальным классом: это наш вывод. Коллективизированная собственность в действительности принадлежит этому классу, который вводит новую и более совершенную систему производства. Эксплуатация из индивидуальной становится классовой". И еще: "По нашему мнению, в СССР владельцами собственности являются бюрократы, те кто имеют силу в своих руках. Они - те кто направляют экономику, как это обычно делает буржуазия, они - те кто присваивают прибыль, как это обычно делают эксплуататорские классы и это они - те кто фиксируют заработную плату и цены; еще раз - это бюрократы". Риччи заключает: "Эксплуатация проявляется в точности, как в обществе основанном на рабстве... Российский рабочий класс не является больше пролетариатом; они просто рабы. Это класс рабов по своей экономической сути, и в своем социальном проявлении." Забавно, но далее он замечает, что на базисе растущего развития производства этот бюрократический коллективизм перейдет "в бесклассовое общество и социализм".

Для полноты картины он также рассмотрел гитлеровскую Германию как пример бюрократического коллективизма. В целом аргументы Бруно Риччи совершенно ненаучны. Советская бюрократия не была собственником в смысле владения средствами производства. Они не владели какими-либо акциями или денежными фондами. Они, разумеется, не были собственниками рабочего класса как рабовладельцы Рима владели своими рабами. Как такое общество может развиться в социализм - мистерия. Онако эти диковинные идеи были позаимствованы затем Джеймсом Бурнхамом, который добился известности как автор "Революции менеджеров" которая уравнивает сталинизм с фашизмом и "новым курсом" Рузвельта. Бурнхам также завоевал известность как явный сторонник атомной войны портив СССР. В своей основе, все это отражает глубокий пессимизм и отчаяние слоя интеллектуалов среднего класса как результат поражения рабочего класса. Понятие бюрократического коллективизма было больше, чем теорией - это было выражение настроений этого слоя, которые наиболее ярко были выражены кошмарными видениями будущего на страницах "1984" Джорджа Оруэлла.

Макс Шахтман также принял теорию бюрократического коллективизма после разрыва с троцкистским движением в 1940 году. "Это ужасная реализация предсказаний, сделанных всеми великими учеными-социалистами от Маркса и Энгельса и далее, что капитализм должен коллапсировать из-за неспособности разрешить свои собственные противоречия, и, что альтернатива встающая перед лицом человечества не капитализм или социализм, а социализм или варварство. Сталинизм это новое варварство", - констатировал Шахтман. Он также дошел до утверждения, что рабочие в СССР были и не рабочими вовсе, а рабами бюрократического государства. Несмотря на это, в тоже время он утверждал, что бюрократический коллективизм более прогрессивен, чем капитализм.

В соответствии с резолюцией по России прошедшей на съезде 1941 года своей организации, Рабочей партии: "С точки зрения социализма, государство бюрократического коллективизма - реакционный общественный порядок; по отношению к капиталистическому миру это исторически более прогрессивный уровень." В действительности, это была попытка Шахтмана оформить свое приспособление к американскому мелкобуржуазному общественному мнению, ставшему глубоко сталинистским после 1939 года. В конечном счете, он сдвинулся далеко вправо и закончил как рьяный защитник внешней политики США. Теория бюрократического коллективизма, как способ описать СССР, впоследствии, погибла в дискуссиях.

Теория государственного капитализма с другой стороны продолжает иногда выдвигаться. Ее наиболее современное толкование сделано Тони Клиффом в своей книге "Россия: марксистский анализ" (1964), переизданной как "Государственный капитализм в России" (1974). Эта работа основана на ранней версии озаглавленной "Природа сталинистской России", опубликованной в июне 1948 года. Учтя ее теоретические слабости, и критику этой работы, сделанную нами в то время, аргументация была позднее модифицирована. Изначально Клифф утверждал, что Россия подверглась трансформации в 1928 году, в первый год Первой Пятилетки, из деформированного рабочего государства в государственно капиталистическое, так как было заключено, что "с введением пятилетних планов доходы бюрократии составляли большую часть прибавочной стоимости".

Однако, этот ключевой аргумент был отброшен после того как Клиффу стало ясно, что с 1920 года и далее бюрократия потребляла большую часть прибавочной стоимости, производимой рабочим классом, законно и незаконно. Как Маркс ясно показал, в рабочем государстве в переходный период производство прибавочной стоимости должно использоваться для ускоренного строительства промышленности и, таким образом, подготовки пути для возможно скорейшего перехода к равенству и полному социализму. Никакой марксист не может утверждать, что классовая природа СССР изменилась из-за этого. Тони Клифф бесцеремонно отбросил этот аргумент без какого-либо объяснения и впоследствии развил новый в попытке усилить свою теорию государственного капитализма. Она суммирует его подходы к этому вопросу за последние 40 лет досуга в эклектическое целое.

Троцкий о "государственном капитализме"

Теории бюрократического коллективизма и государственного капитализма были опровергнуты Троцким в тридцатых годах. Для Троцкого основой понимания сталинизма был марксистский метод. Далекий от косности и формализма, вопреки утверждению Клиффа, Троцкий был скрупулезно диалектическим в своем анализе сталинизма, тщательно проверяя противоречивые свойства развертывавшихся на каждой стадии процессов. Для него процесс был не просто черным или белым, а более сложным и запутанным. Он не искал изящных категорий, удовлетворяющих законам формальной логики, а высматривал противоречивую реальность, которая в действительности имела место в Советском Союзе.

Метод Клиффа совершенно отличен. Наиболее поверхностным путем он исследовал поверхностные характеристики сталинизма в России и затем провел внешнюю аналогию с некоторыми аспектами капитализма без понимания реальной природы Советского Союза и протекающих в нем противоречивых процессов. Там несомненно имелось сходство с капитализмом, но имелись и фундаментальные отличия. "В России ужасы форсированной индустриализации, жестокой коллективизации крестьянства, лишение рабочих права на организацию профсоюза или забастовку, политический террор - все это было побочным продуктом беспрецендентного роста капиталистического накопления",- указывает Клифф. Эти свойства сталинизма имели место, но не благодаря капиталистическому накоплению в некотором сомнительно установившемся капиталистическом обществе.

Троцкий объяснял их развитие не как результат действия законов капиталистической экономики, а как результат действий сталинской бюрократии направленных на консолидацию своих привилегированных позиций, позамствованных на Западе. Другие бюрократии действовали в столь же жесткой манере, например, нацистская бюрократия, которая добивалась мирового господства. Однако, этот факт не изменяет классовую природу режима. Представив свой фундаментально отличный подход, Клифф справедливо закончил: "Наш анализ классовой природы России при Сталине и сегодня отличается от сделанного Львом Троцким". Уточним, что Троцкий был прав в своем анализе, а Клифф ошибался.

Клифф утверждает, что сталинская бюрократия - новый правящий класс, но нигде в его писаниях нет реального анализа или ясных аргументов, почему и как такой класс составляет капиталистический класс. Это не случайно, а вытекает из его метода. Исходя из предвзятой идеи государственного капитализма, он искусственно подгоняет факты к этой концепции. Вместо применения теоретических методов марксизма к советскому обществу, в его процессах движения и развития, он подчистил работы великих марксистов некорректным цитированием и попытался сжать их в новую теорию.

Главный критерий марксистов в анализе социальной системы: ведет-ли новая формация к развитию производительных сил? Клифф обходит этот вопрос фальшивым сравнением темпов индивидуального капиталистического роста и тем фактом, что мировое промышленное производство действительно росло с 1891 года. Но, что действительно надо сравнивать, так это темпы роста в Советском Союзе и капиталистическом мире. Теория марксизма основывается на материальном развитии производительных сил как движущей силы общественного прогресса. Переход от одной системы к другой не определяется субъективно, а имеет корни в нуждах самого производства. Это и есть тот базис, и исключительно тот базис, на котором основывается надстройка: государство, идеология, наука, искусство и правительство. Правда, что надстройка оказывает важное вторичное влияние на производство и даже, как объяснял Энгельс, в некоторых пределах осуществляет независимые подвижки. Но, в конечном счете, все решает развитие производительных сил.

Маркс объяснял историческую оправданность капитализма, несмотря на все ужасы промышленной революции, несмотря на рабство негров в Африке, несмотря на детский труд на фабриках, завоевательные войны повсюду в мире, тем фактом, что это необходимая стадия в развитии производительных сил. Маркс показал, что без рабства, не только античного, но и рабства эпохи раннего капитализма, современное развитие производительных сил было бы невозможно. Без этого материальный базис социализма никогда не был бы подготовлен. В письме к П.В.Анненкову, 28 декабря 1846 года, Маркс писал: "Прямое рабство - такой-же важный элемент буржуазной индустрии как машины, кредиты, и т. д. Без рабства вы не имеете хлопка; без хлопка вы не имеете современной промышленности, рабство - то, что придает колониям их ценность; именно колонии создали мировую торговлю, и мировая торговля была предварительным условием полномасштабной индустрии. Таким образом, рабство является экономической категорией огромной важности."

"Без рабства Северная Америка, наиболее прогрессивная страна, - превратилась бы в страну патриархальную. Сотрите Северную Америку с карты мира, и вы получите анархию, полный упадок торговли и современной цивилизации."

Конечно, отношение Маркса к ужасам рабства и промышленной революции хорошо известно. Было бы огромным искажением позиции Маркса утверждать, что он был защитником рабства и детского труда. Подобным образом, никто не может обвинить марксистов в том, что, поддерживая государственную собственность в СССР, они тем самым защищают трудовые лагеря и другие преступления сталинского режима. Поддержка Марксом германского канцлера Бисмарка во Франко-Прусской войне была продиктована подобными рассуждениями. Несмотря на бисмарковскую политика "крови и железа" и реакционную природу его режима, из-за того, что национальным объединением Германии должно было облегчится развитие производительных сил, Маркс оказал критическую поддержку Пруссии против Франции. Основным критерием было развитие производительных сил. В конечном счете, все остальное проистекает отсюда.

Любой анализ общества в СССР должен строиться на этом базисе. Раз Клифф допускает, что капитализм в целом приходит в упадок и загнивает в мировом масштабе, то, даже сохраняя прогрессивную роль по отношению к развитию производительных сил, в России, по логике он должен был бы сказать, что государственный капитализм - следующая стадия, стоящая перед обществом или, по крайней мере, отсталыми странами. Противореча себе, он показывает, что российская буржуазия была неспособна осуществить ту роль, которая была выполнена буржуазией на Западе и соответственно произошла пролетарская революция.

Если мы говорим, что в России был государственный капитализм (введенный пролетарской революцией), то ясно, что кризис капитализма не является неразрешимым, а только представляет собой мучительное рождение новой и более высокой стадии капитализма (государственный капитализм). Цитата, которую Клифф сам взял от Маркса, что никакое общество не может сойти с исторической арены, до тех пор пока не исчерпает все возможности своего развития, должна показать, что если этот аргумент корректен, то новая эпоха, эпоха государственного капитализма, должна открыться перед нами. Идея Ленина, что империализм является высшей стадией капитализма, - ошибочна. Марксизм в целом должен быть пересмотрен с начала до конца.

"Профсоюзы у власти"

Имея дело с "государственным капитализмом", мы видим некоторую разновидность фетишизма, о которой говорил Маркс и которая может даже сказываться на революционном движении - изменяя имя вещи, вы изменяете ее сущность! Троцкий описывал это как "терминологический радикализм". Но прикалывание этих ярлыков к феномену сталинизма не изменяет характер режима. Такой метод не имеет ничего общего с марксизмом. По сути дела, если идея государственного капитализма или бюрократического коллективизма корректна, то вся теория Маркса оказывается утопией. Позвольте нам начать с фундаментальных положений. В соответствии с теорией Маркса никакое общество не может сойти со сцены истории пока не исчерпает весь свой потенциал. На протяжении целой исторической эпохи, советский режим делал беспримерные шаги вперед, много большие чем мы видели где-нибудь на Западе. Мы должны считать новую революцию абсурдной, так как, в соответствии с адвокатами государственного капитализма, пролетарская революция в 1917 году изменила экономику, приведя к государственному капитализму. Как объяснял Троцкий: "Была сделана попытка спрятать загадку советского режима, назвав его "государственным капитализмом". Этот термин имеет то преимущество, что никто не знает точно, что это значит."

В то время как Троцкий нашел доказательство существования рабочего государства в трансформации форм собственности, сторонники теории государственного капитализма находят в этом доказательство обратного. Они могут утверждать, что в отсутствие прямого контроля рабочего класса над государством оно не может быть рабочим государством. В этом случае они должны отказаться от идеи, что в России вообще существовало рабочее государство, кроме как, может быть, нескольких месяцев после Октября. Именно здесь необходимо повторить, что диктатура пролетариата реализуется посредством авангарда рабочего класса, то есть партии, и в партии, через партийных лидеров. При оптимальных условиях, все это должно совершаться с предельным демократизмом в государстве и партии. Но само наличие диктатуры, неизбежно приводящее к изменениям в социальной системе, доказывает наличие глубоких социальных противоречий, которые могут в неблагоприятном историческом окружении найти отражение в государстве и партии. Партия не в большей степени, чем государство, может автоматически и прямо отражать интересы класса. Не случайно Ленин рассматривал профсоюзы и как необходимый фактор защиты рабочих от государства и как оплот для защиты их государства.

Здесь снова мы видим результаты подмены диалектического анализа формальными размышлениями. Адвокаты этой теории основываются на чистой абстракции - рабочем государстве вообще, в противовес реальному рабочему государству, сформировавшемуся в условиях страшной отсталости, бедности, неграмотности. Материалистический подход к предмету лежит на совершенно другом пути. Хотя пролетариат и наиболее однородный класс в обществе, все же пролетариат не совершенно однороден. Имеются важные различия между различными слоями класса - квалифицированными и неквалифицированным, отсталыми и передовыми, организованными и неорганизованными и так далее. В рабочем классе могут происходить те же процессы, что и в других классах, в соответствии с конкретными условиями.

История рабочих организаций при капитализме, которые, при некоторых условиях, могут подвергаться процессу бюрократизации, особенно когда рабочие не особенно активны, - полезная аналогия. В конечном счете, Троцкий сравнивал рабочее государство с профсоюзом который захватил власть. После долгой стачки, без видимых признаков победы, рабочие имеют тенденцию впадать в пассивность и апатию, начиная с наиболее отсталых элементов. Подобно этому, в СССР после лет войны революции и гражданской войны рабочие были вымотаны. Постепенно они теряли активность. В результате, через некоторое время, советы, союзы и другие органы рабочей власти, подверглись бюрократизации. Подобный процесс мы могли наблюдать и в ходе Французской революции, хотя и с другим классовым содержанием. Если было возможно для партии рабочего класса (социал-демократов), и, в особенности, для их лидеров, выродиться под внешним давлением капитализма, то почему государство созданное рабочими не может последовать их примеру? Почему государство не может играть независимую от класса роль, и в тоже самое время (в собственных интересах) защищать новую экономическую формацию, созданную революцией? В действительности, переход от одного общества к другому оказался много более сложным, чем могли предвидеть основатели научного социализма.

Не в большей степени, чем любому другой классу или формации, пролетариату дана привилегия неизбежно прямого перехода к своей власти, а значит к спокойному и безболезненному исчезновению, то есть к социализму. Это был возможный вариант. Но вырождение и социал-демократии, и Советского государства в данных условиях было вовсе не случайным. Оно предстает в виде сложных взаимоотношений между классами, их представителями и государством, которое неоднократно в истории правящих классов: буржуазии, феодалов и рабовладельцев - становится причиной разочарований. Это отражает, другими словами, множественность исторических факторов, которые составляют фон определяющего фактора - экономики.

Сколь отличны взгляды Ленина и механический подход представителей теории государственного капитализма! Ленин снова и снова подчеркивал необходимость изучения переходных периодов прошедших эпох, особенно от феодализма к капитализму, для того чтобы понять законы межформационного перехода в России. Он был вынужден отвергнуть концепцию, что государство, вышедшее из Октября должно соответствовать заранее предписанной норме или, в противном случае, перестанет быть рабочим государством. Ленин знал очень хорошо, что пролетариат, его партия и ее руководство не имеет никакой богоданной власти, которая могла бы провести через противоречия, прямо в социализм, раз капитализм уже был сброшен. Конечно, это единственный вывод, который может следовать из кантианских норм, категорично лежащих в основании теории государственного капитализма. Вот почему Ленин подчеркивал, что диктатура пролетариата может существенно варьироваться в разных странах и при разных условиях.

Однако Ленин настаивал на том, что при переходе от феодализма к капитализму появляющаяся диктатура буржуазии отражается в диктатуре одного человека. Класс может править через правление одного человека. Постфактум Тони Клифф вполне готов принять эту концепцию применительно к буржуазии. Но единственное, что он может вывести из своих схематических аргументов, так это то, что такое развитие невозможно в случае пролетариата. Правление одного человека означает абсолютизм, безграничная диктатура приводит к власти отдельного индивида, лишая политических прав правящий класс, чьи интересы, в конечном счете, он выражает. Но Ленин отметил это только для того, чтобы показать, что при определенных условиях диктатура пролетариата может также выражаться через диктатуру одного человека. Ленин не развил эту концепцию. Но сегодня, в свете опыта России и Восточной Европы, Китая, Кубы и других деформированных рабочих государств, мы можем пойти дальше и понять не только настоящее, но также и развитие общества в прошлом.

При некоторых условиях, диктатура пролетариата может принять форму диктатуры одного человека. Мы говорим не о здоровом рабочем государстве, а об искажениях, которые могут проистекать из отделения государства от представляемого им класса. Это означает, что аппарат будет почти неизбежно стремиться стать независимым от своего базиса, и, таким образом, защитить свои собственные интересы, враждебные и чуждые классу, который он представляет. Это произошло в случае сталинского СССР. Когда мы изучаем развитие буржуазного общества, мы видим автократию индивидуала, с определенными социальными противоречиями, служащего нуждам общественного развития. Это ясно видно в случае Кромвеля и Наполеона. Хотя оба и стояли на буржуазном базисе, на некоторой стадии буржуазная автократия превратилась из позитивного фактора в развитии капиталистического общества в препятствие на пути полного и свободного развития буржуазного производства.

Однако диктаторский режим абсолютизма не сгинул впоследствии безболезненно. Во Франции и Англии потребовалась добавочная капиталистическая революция, прежде чем буржуазная автократия сменилась буржуазной демократией. Но без буржуазной демократии свободное и полное развитие производительных сил, до пределов возможных при капитализме, было бы невозможно. Если это применимо к исторической эволюции буржуазии, то тем более к пролетариату в отсталой и изолированной стране, в которой диктатура пролетариата выродилась в диктатуру Сталина, то есть одного человека?

Для того, чтобы российский пролетариат смог встать на путь ведущий к социализму, была необходима новая революция, дополнительная политическая революция, для превращения бонапартистского пролетарского государства в рабочую демократию. Это полностью согласуется с прошлым опытом. Также как капитализм прошел через много фаз бурных противоречий (мы еще далеки от того чтобы покончить с ним, как свидетельствует наша эпоха), так при данных исторических условиях обстояло дело с правлением пролетариата в СССР. Также, при всеобщей реакции, Восточная Европа и Китай прошли через фазу пролетарского бонапартизма.

Особо заметим, что рабочее государство всегда рождается непорочным как Дева Мария, и должно при подходящих условиях проявиться в классической форме совершенной рабочей демократии, или, иначе, оно должно быть проклято как "новое классовое государство" - мистическая идея не имеющая ничего общего с материалистическим методом марксизма. Это продукт размышлений в абстрактных, формальных категориях. Фактически, имеется соответствие между классом и его государством, в данных исторических условиях, где мы и находим объяснение сталинистского вырождения, а отнюдь не в над-исторических абстракциях.

Фактически случилось так, что даже теперь классовая природа Советского Союза не полностью определена. Но проводники пустой и поверхностной теории государственного капитализма полностью потеряли способность пролить свет на процессы развертывающиеся на территории бывшего Советского Союза. Если имеющееся движение в направлении реставрации капитализма окажется неудачным, то, в конце концов, экономический фактор (отношения собственности), после многих переворотов и катастроф, должны сыграть решающую роль. Это вопрос о том, какая форма собственности будет, в конце концов, превалировать: государственная или частная. Эта борьба до сих пор продолжается и результат все еще не ясен [к моменту написания этих строк прим. ред.]. Конечно, если мы допустим, что Россия была капиталистической (и даже если "гос. капиталистической"), на протяжении последних 60 или 70 лет, то это просто незначительная деталь, которая не должна нас слишком заботить.

Российский рабочий класс, через болезненный опыт, пришел к пониманию, что, конечно, имеется фундаментальное различие между национализированой плановой экономикой и капитализмом. В момент написания этих строк, российские шахтеры бастуют против буржуазного правительства. Все большая часть рабочих осознает необходимость защиты остатков национализированой промышленности против грабежа нарождающегося класса капиталистов. Означает ли это в какой-то мере капитуляцию перед бюрократией? Вовсе нет. Российские рабочие должны бороться против нарождающейся буржуазии своими собственными методами, забастовками, демонстрациями, всеобщими стачками. Действуя таким образом, они вскоре откроют вновь огромные революционные традиции прошлого. Но предварительное условие для этого - ведение всеохватной борьбы против нависшей угрозы капиталистической контрреволюции.

Преградив своей борьбой дорогу капиталистической контрреволюции, они приобретут ощущение собственной силы и неизбежно осознают наличие возможности после этого сбросить бюрократию и организовать здоровое рабочее государство на более высоком уровне. Такой процесс не станет возвратом к положению слабого и нищего Советского государства 1917 года. На базисе технологических и научных достижений, ставших возможными благодаря достижениям национализированой плановой экономики в прошлом, они смогут незамедлительно принять декрет об общем сокращении рабочей недели. В течении одной, максимум двух пятилеток, в условиях демократического контроля и участия масс, ситуация изменится в целом. Имеющийся на данный момент уровень развития достаточен для немедленного введения 32-часовой рабочей недели, с последующей дальнейшей редукцией ее длительности и ростом уровня жизни и культуры. После этого рабочее государство станет более-менее соответствовать идеальной норме, выработанной Максом и Лениным.

Теория "государственного капитализма" сегодня

Дебаты о классовой природе СССР - не академические упражнения, они ведут к очень серьезным практическим заключениям. Троцкий предупреждал ранее, что тенденция которая принимает лживую теорию государственного капитализма рискует стать "пассивным инструментом империализма". Однако, во время реставрации капитализма в России и Западной Европе теории гос. капитализма играют роль настолько пагубную, насколько это можно себе представить. Легковесность и отсутствие теоретической интуиции у Клиффа и его сторонников видна из их полной неспособности объяснить процессы которые на наших глазах разворачиваются в России. Они уворачиваются потертой легкомысленной фраза о том, что бюрократия просто сделала "шаг в сторону" (!), которая, что характерно, ничего не говорит о социальном режиме в России ни до, ни после. Это ничего не говорит нам о призводственных отношениях, классовой природе государства, социальном содержании происходящей социальной контрреволюции. Это логично. Отрицая революционное значение государственной собственности, защитники теории государственного капитализма, в сущности, вынуждены отрицать наличие конрреволюции вовсе! Таким образом, концепция государственного капитализма открылась в момент истины, как не только теоретически обанкротившаяся, но и ведущая к гибели на практике.

Клифф опровергает здесь анализ Троцкого классовой природы Советского Союза как "противоречащий" марксизму. В соответствии с ним, анализ Троцкого "страдает от одного серьезного ограничения, консервативной привязанности к формализму, который по своей природе противоречит марксизму, тем, что зависит от содержания". Эти взгляды также поддерживаются колоритным коллегой Клиффа, Дунканом Халласом, который констатировал: "Анализ Троцкого классовой борьбы в СССР после 1927 года, явно продемонстрировал свою ошибочность". И снова: "нет никаких сомнений, что в 1928 году новый класс захватил власть в России...", - сказал другой сторонник теории Клиффа Крис Харман. "Левая Оппозиция была далека от понимания того за, что боролась. Троцкий до дня своей смерти верил, что охотившийся на него и убивший его аппарат был вырожденным рабочим государством." Троцкий и его сторонники сопротивлялись сталинизму, но, заявляет Харман, их "собственные теории о России сделали их задачу более трудной..."

Не позже 1936 года Троцкий блестящей дедукцией предсказал, что бюрократия неизбежно должна перейти к индивидуальной собственности на средства производства, если рабочие не захватят власть. Что адвокаты государственного капитализма? Движение к рестоврации частной собственности застало этих леди и джентельменов в расплох. Какую альтернативу могли они предложить денационализации промышленности и устранению планирования? Это не только теоретический вопрос, а вопрос жизненный для интересов российского рабочего класса. На него необходим дать конкретный ответ. Как согласовать это с государственным капитализмом?

Несмотря на тот факт, что все буржуазные комментаторы на Западе и буржуазная пресса поддерживают движение к реставрации капитализма, Крисс Харман заявляет, что "движение от командной экономики к рынку - не шаг назад, или вперед, а шаг в сторону от одного способа капиталистической эксплуатации к другому"! Для Тони Клиффа "приватизация была несущественным вопросом".

Конечно, эта позиция совершенно логична, если допустить, что капиталистическая контрреволюция уже случилась десятилентия тому назад. Задним числом, они говорят теперь, что противостояли приватизации в бывших сталинистских государствах, также как они противостояли приватизации на Западе, хотя то, почему они делают это, остается тайной. Является ли "государственный капитализм" прогрессивным, в конце концов? В этом случае адвокаты этой позиции движутся от плохого к еще худшему! Возникающие в результате противоречия не угнетают, по крайней мере, некоторых из них. Ведущий оратор на их летней школе в 1990 году, прямо высказал мнение, что Троцкий "фетишизировал национализированную экономику". Здесь отрицание роли национализированной плановой экономики как главного условия движения в направлении социализма является, кажется, неясным в их позиции в целом. Но какие выводы мы можем сделать из этого?

Если национализация "несущественна" и происходящее в России только "шаг в сторону", зачем тогда этому противостоять? Наверно, не должно иметь значения, возмет ли нарождающаяся буржуазия верх над государственным капитализмом? Конечно, для рабочих, столкнувшихся с угрозой приватизации, это не выглядит столь очевидным! Но, с точки зрения теории государственного капитализма, между этими двумя нет абсолютно никакой разницы, и единственная непротиворечивая позиция должна быть совершенно нейтральной. (Это должно также относиться и к вопросу о приватизации на Западе.) Однако, последние действия адептов этой теории позволяют усомиться в их последовательности!

И на Западе, и на Востоке элементарный долг каждого сознательного рабочего - защищать завоевания прошлого. Единственное уцелевшее историческое завоевание Октябрьской революции - национализированная плановая экономика. Пробуржуазное правительство Ельцина, опирающееся на западный империализм и поддерживаемое им, пытается разрушить национализированную экономику, разорить ее и продать в ходе приватизации. Если они добьются успеха, то это будет выражением полной ликвидации завоеваний Октябрьской Революции. Это будет означать разрушение рабочего государства и установление нового капиталистического государства. В конечном счете, это цель нарождающейся буржуазии в России и западных империалистов. Ситуация не может быть более ясной. И, тем ни менее, теория государственного капитализма пытается все перепутать в их головах и посеять максимальный бесорядок.

С тех пор, как победила Октябрьская революция, марксисты последовательно защищали, вышедшую из революции, национализированную собственность. Мы не поддерживали сталинистскую реакцию или политику сталинистского режима. Эта политика, далекая от защиты революции, помогала ослаблять и подрывать ее. Со временем, как блестяще предсказывал Троцкий, бюрократия должна была перейти к консолидации своих позиций путем капиталистической реставрации. Это именно то, что в последние шесть, или около того, лет, происходит в России, Восточной Европе и других сталинистских государствах, где частная собственность была уничтожена, и, несомненно, также это было широко распостранено в Азии, Африке и Латинской Америке на протяжении 1930-х, 40-х и 50-х годов. Словами Хармана: "государственное вмешательство зашло далеко во многих так называемых развивающихся странах, где отдельные группы капиталистов были слишком слабы, чтобы остановить государственное доминирование в индустриальном секторе экономики". Он привел примеры Египта, Сирии, Бразилии, Аргентины, Испании, Ирландии и Южной Кореи как различные форы государственного капитализма.

"Оно [государство] очень похоже на то, как действуют государства Восточной Европы", - утверждает Харман: "Это было выражением всемирной тенденции с 1930-х до середины 1970-х годов прибегать к администрированию, государственно-капиталистическому вмешательству в экономики, склонные к кризису. Эта фаза истории капитализма, однако, подходит к завершению. Государства все еще вмешиваются, но все с меньшей эффективностью. На Западе это означает возврат к классическим спадам; на Востоке это значит, что бюрократия сочла слишком затруднительным избежать движения по тому же пути."

Харман тщательно подбирает факты, подгоняя их под теорию государственного капитализма. Станы подобные Аргентине при Пероне и Египту при Насере, были не новыми государственно"-капиталистическими обществами, а капиталистическими экономиками, использующими государственное вмешательство, что характерно для всех стран в эпоху империализма, для того чтобы защитить интересы национальной буржуазии от капиталистической конкуренции со стороны крупных империалистических держав. Обусловленная мерой государственного вмешательства, по логике Хармана, система государственного капитализма должна быть практически универсальна! Кажется, что холодная война и враждебные отношения между СССР и Западом были просто большим недопониманием того, что государственно-капиталистичские государства были на обеих сторонах "железного занавеса" вместо фундаментального антогонизма между двумя социальными системами. Если они были в основе одинаковыми, то откуда вся эта суета, дипломатические и военные трения, гонка вооружений?

"Как мы смотрим на конец холодной войны, коллапс СССР и российскую ориентацию на США?", - спрашивает Дейв Крауч, сторонник Клиффа в Москве. В соответствии с ним, коллапс сталинизма не был победой американского империализма - несмотря на то, что все буржуазные комментаторы говорили по всему миру. "Там не было никакой "капитуляции" перед американцами. Когда правящий класс России перестал шататься от поражения, нанесенного ему населением после 1989 года, он усилил свою позицию как дома, так и за границей. Большое шоу, последовавшей за холодной войной, дружбы между Россией и США было необходимо обеим сторонам. Кремлю было нужно убедить своих людей, что старые плохие дни пройдены и, что реформы должны привести их к обильному рыночному будущему."

Какую путаницу вы можете видеть? В соответствии с Дейвом Краучем, коллапс сталинизма был результатом усиления государственного капитализма "как дома, так и за границей"! Крауч, несмотря на то, что находится в Москве, кажется живущим на другой планете. Он не видит коллапса производительных сил, хаоса, обнищания масс, политических конвульсий, военной катастрофы обрушившейся на российских людей. Нет. Все это не важно, а только неким мистическим образом (как именно понимает только Дейв Крауч) предыдущий режим в действительности услился! Здесь мы должны полностью отойти от марксизма и войти в царство фантастики.

Ясно, "государственные капиталисты" в России и Восточной Европе, пытаясь преодолеть свои проблемы, были вынуждены двинутся к более традиционной форме рыночного капитализма. Другими словами, превороты в России и Восточной Европе - чисто "тактические" проблемы для различных частей капиталистического класса, их перегруппировка. Приватизация, ключевой момент капиталистической контрреволюции, рассматривается как некий трюк, так как в действительности собственность вовсе не была трансформирована; продажа акций, была просто "механизмом", с помощью которого "государственные капиталисты" могли увеличить свои прибыли! Согласно этому джентельмену, социалисты не могут защищать одну форму капитализма от другой. В начале 1950-х эта позиция привела к тому, что остался нейтральным в ходе корейской войны, когда деформированное рабочее государство Северная Корея подверглось империалистической атаке. Однако в ходе вьетнамской войны благодаря давлению студентов и мелкой буржуазии в своих рядах, он фешенебельно поддержал "государственный капитализм" Северного Вьетнама против американского империализма. Сегодня немодно защищать плановую экономику бывшего СССР и Восточной Европы против конрреволюции, а модно поддерживать румынских студентов, требующих капиталистической реставрации.

Жизнь всегда берет реванш над фальшивыми теориями. Вся искусственная конструкция государственного капитализма лежит в руинах. Хотя, вместо честного признания своих ошибок, они пытаются прикрыть обломки своими ладонями. Теперь они пытаются утверждать, что никаких реальных изменений не произошло. Это немедленно ведет их к маленькой ошибке - они, оказываются, неспособны отличить революцию и контреволюцию! Согласно теории Тони Клиффа и прочих, капиталистическая контрреволюция в России сегодня невозможна. С тех пор, как бюрократия "овладела" государством, она играла туже роль, что и капиталистический класс. Где же здесь различия? С этой точки зрения нет разницы, приватизирована собственность или нет, ибо и то и иное "капитализм"! Таким образом, так называемая теория государственного капитализма, если она будет принята российскими рабочими сегодня, должна совершенно разооружить их перед лицом нарождающейся буржуазии. Одного этого достаточно чтобы понять жизненую необходимость теории, которая рано или поздно должна реализоваться на практике.

Троцкий прояснил марксистскую позицию в "Манифесте четвертого интернационала". "Будьте уверены, национализация средств производства в отдельной стране, и притом отсталой, не гарантирует построения социализма. Но она делает возможной в дальнейшем главную предпосылку социализма, а именно плановое развитие производительных сил. Повернуть назад от национализации средств производства на основании того, что при этом не созданы хорошие условия жизни для масс, эквивалентно призыву к разрушению гранитного фундамента на основании того, что невозможно жить без стен и крыши. Классово сознательные рабочие знают, что успех их борьбы за полное освобожение немыслим без защиты уже завоеванных позиций, сколь бы скромными они не были. Тем более обязательно, поэтому, защищать такое колоссальное завоевание как плановая экономика от реставрации капиталистических отношений. Те, кто не могут защитить старые позиции, никогда не завоюют новых."

Тэд Грант